Марафон нежеланий
Шрифт:
Я слышала, что Рита тоже не спала.
– Как ты думаешь, чем они сейчас занимаются?
– Ну, разговаривают, наверное…
– Ха, разговаривают. Ты и правда такая наивная?
– А ты и правда такая колючка?
– Говорят, что да…
– Если кто-то один сказал тебе это, не обязательно отыгрывать это как действительный факт.
Утром Лина зашла в творческий домик, старательно имитируя походку хорошо оттраханной. С загадочной улыбкой села на пол и стала что-то быстро писать в блокноте. Мы молча наблюдали за ней, парни насмешливо переглядывались.
Наконец, Лера не выдержала:
– Ну что?
Поэтесса
Так прошло полчаса. Мы стали собираться на завтрак. Тут Поэтесса отложила свой блокнот.
– Это было… Он столько из меня вытянул. Dios mio! Мы всю ночь проговорили…
– Только говорили? – хохотнул Макс.
– Все, что мы делали, было частью практики, nada mas, – ответила она со строгими нотками. – Мне нужна медитация, чтобы немного расслабиться. No puedo оставить то, что выходит из моей головы. Столько образов, сюжетов. Tanto! Tanto! Во мне просто целый космос историй. Carajo! Почему надо есть?
Завтракали мы тихо. Вообще за едой мы мало говорили, так как это было одним из самых желанных занятий дня. Ели мы не часто, поэтому хотелось молча наслаждаться каждым кусочком.
Между собой и мысленно мы благодарили Адама за такой подход к питанию – это учило нас разговаривать с собой, думать о вкусе, спрашивать о своих желаниях и точно знать, чего мы хотим.
Когда утром Миша спрашивал:
– Блинчики или омлет? Если хочешь овсянку, то нужно будет подождать пять минут. Могу заварить на кипятке, на молоке или залить ее йогуртом. Может, банановым? – я точно знала, что сейчас хочу ощутить и каким размером порции я наемся. И если в первые дни мы ели все фрукты без разбора, потому что их так много, так тяжело сделать выбор, то сейчас каждый брал только то, что желал.
После завтрака мы обычно сидели еще минут 15–20, слушая себя – не хотим ли мы чего-нибудь еще. Потом Миша записывал наши пожелания на обед, с теплой улыбкой реагируя на «хочу картошку в мундире, с солью и сладковатым сливочным маслом» или «любой суп, но только с черным хлебом, пожалуйста». И ведь как-то он все находил. И радовался не меньше нас, когда мы приходили на обед.
Все называли его «Бабуля» или «Ба». Для Миши, такого заботливого («напишите мне, кто что не ест») и чуткого («если что, я не ложусь до полуночи – приходите ко мне за советом или просто поболтать»), это было идеальное прозвище. Каждый день он вставал в пять утра и готовил на всех завтрак, в полдень – обед, в шесть вечера – ужин. Вообще-то не было никакого правила, регламентирующего часы приема пищи, но все приходили вовремя, – казалось, что Ба готовит только для тебя, что его смешной поварской колпак печально обвиснет, если ты не придешь.
И когда Ба находил время, чтобы писать? Его печально-ироничные рассказы были короткими и идеально приправленными, как и его блюда. Добавь еще щепотку грусти, и уже получится какая-то чернушная тоска, чуть больше сарказма – и мы уже не будем сопереживать главному герою. Вы наверняка не раз встречали его истории в разных пабликах в социальных сетях – эти короткие бытовые сценки повседневной прозы всегда выделялись из потока пафосных фразочек, приписываемых китайским философам; залитых шоколадным сиропом заметок о прекрасности момента / дня / всей жизни, обязательно с картинкой типа нечеткого силуэта человека, бегущего навстречу размытым вбоке огням; видео с неуклюжими пандами или гиперактивными хаски. Только вы не знаете автора – Мишу ничуть не беспокоило, что тексты из его блога с сайта «Джунглей» расползались по интернету и становились
Его тексты были такими спотыкающимися. Как будто их писал пьяный или очень рассеянный, но с богатым словарным запасом и хорошим чувством юмора человек.
«Вчера шел по Невскому мимо Гостиного Двора, а там в витрине осетры плавают. Маленькие такие. И я задумался – ведь, сколько бы я ни проходил мимо, они всегда маленькие. А куда девают выросших? Может быть, есть особый вид осетра – карлики. И тут я понял, что не встречал упоминаний о карликах других живых существ, кроме человека. Бывают ли не выведенные искусственно, например, верблюды-карлики? Или бегемоты? А как было бы здорово иметь карликового барса. С детства мечтал о снежном барсе. У нас на Алтае постоянно рассказывали истории о встречах с барсами. Соседские парни даже как-то засняли на видео, как они гоняют молодого барса на снегоходе. Вот это чисто русское развлечение, да? Погонять на горном плато барса на снегоходе. Или завести в квартире льва. У моей бабушки хранилась серия советских открыток о жизни одной семьи со львом. Выглядело идиллически, особенно с детишками. А потом оказалось, что одного из этих детей лев убил, – это мне рассказала бабушка, зачем-то хранившая коллекцию фотографий.
Удивительно работает наша память, да? Я вот о тех фотографиях запомнил только, что семья жила в Баку, и фото льва в мотоцикле-коляске. Тогда “в Баку” звучало для меня как “в боку”, я объяснил себе это как “на окраине”. Сколько таких объяснений, вполне логичных, мы делали в детстве?.. И вот возвращаюсь я домой, открываю “Яндекс” и начинаю вводить запрос про карликов-животных: “Бывают ли…” После вопросительного слова я всегда делаю паузу, чтобы посмотреть, что еще ищут люди. Первый запрос: “Бывают ли трехцветные коты-мальчики…” Интересно… Бывают ли?»
Несколько лет назад у него даже выходил сборник рассказов, в самиздате правда. Эта тонкая книжка постоянно попадалась на глаза в «Джунглях», я даже думала, что их у нас было несколько. Раз в несколько дней она обязательно оказывалась в туалете, под гамаком, забытой на пляже. Ребята читали ее, чтобы отвлечься, вдохновиться, посмеяться или погрустить. Причем даже перечитывать ее было приятно – как слушать рассказы старой бабушки, известные наизусть еще 15–20 лет назад. Но как она легко читалась, так легко и забывалась.
В те дни я записала, что боюсь не оставить после себя ни одного яркого образа, боюсь описать только знакомые всем вещи и мысли, боюсь транслировать людям только узнаваемое.
Тишина за сегодняшним завтраком была нетерпеливой. Казалось, что ложки громче задевают дно тарелок, и все, а не только Лев, жуют как-то динамичнее.
Наконец, Поэтесса заговорила:
– Он сказал, что мне нужно поменять псевдоним. На что-то более глубокое.
– Лина Вагина? – захохотал Макс.
– Конечно, столько людей знают меня как Лину Винтерс, but… – она не обратила внимания на Макса. – Я должна двигаться дальше, оставить ее в прошлом. Там, на поверхности, где я черпала воду для своих стихов.
Она замолчала и торжественно оглядела нас.
– Я думаю, что больше подойдет к моему имени: Есенина или Достоевская?
– То есть имя ты решила оставить? – Антон не смог удержать смешок.
– This is my real name. Я бы показала тебе паспорт, но не хочу, чтобы ты знал мою настоящую фамилию. С ней связано несколько грязных историй. Одну из них ты точно когда-то слышал.