Маракуда
Шрифт:
Сильвер о чём-то задумался и перешел к другому борту, возле которого толпились радостные наемники, разглядывая индианок, купающихся в реке. Вид купальщиц не вдохновлял Сильвера: в каждой индианке, в каждом индейце ему теперь мерещился людоед с толстой дубиной в одной руке и огромной сковородой в другой. Золото, за которым они плыли, уже не грело его. Ему хотелось одного – сбежать с этого проклятого парохода.
Старая выдра
Вода лопнула пузырем, и из темноты прибрежного омута показалась волосатая мордочка,
Выдра выбралась на берег.
Пофыркала, покачала толстой задницей, пытаясь стряхнуть с себя воду, но у нее ничего не получилось. Застарелый ревматизм и остеохондроз не позволили в полной мере исполнить ритуал выхода на сушу. Вода просто стекала по бокам, оставляя темные полосы на её изрядно полинявшей шерсти.
Чучхела подняла мордочку и втянула в себя вечерний воздух. Пахло рыбой, мокрым песком, сырой травой и человеком. Но человек имел странный запах – не такой, как все люди, пахнущие потом и дымом костра. Нет, не человек, скорее человечек, пах джунглями, источая тонкий запах чадры, малинника и барбариса. Так пахнет только тот, кому лес передает свои запахи, словно дружеские рукопожатия.
– Что-то я стала плохо видеть. Это ты, что ли, там, Маракуда? – прищурилась выдра и посмотрела в ту сторону, где сидел человек.
– Привет тебе, добрая Чучхела, – мальчик поднял руку в приветствии.
– А, узнал старуху. А это кто с тобой? – выдра кивнула на лежащего ягуара и предусмотрительно отошла на пару шагов к реке.
– Онка.
– Знавала я его папашу, он мне чуть хвост не откусил.
Онка поднял голову и посмотрел на старую выдру. Упоминание про отца и его великие подвиги, словно бальзам, разлилось по телу ягуара, он заурчал и отвернулся от Чучхелы.
– Ждешь кого или так просто сидишь? – не унималась любопытная выдра.
– Акута обещал приплыть. Договаривались, что перевезет меня на тот берег.
– А там что, медом намазано?
«Вот привязалась», – ягуар думал, что зря отец ей хвост целиком не откусил, меньше бы болтала.
– Решил дойти до лагуны, где живут пираруку 41 . Там, говорят, объявились дельфины 42 . Хочу спросить у них, куда течет великая река.
41
Пираруку – рыба, покрытая мощными чешуйками, которые не могут прокусить даже пираньи. Размер отдельных особей достигает 4 метров.
42
Пресноводные дельфины, живущие в реке Амазонке и её притоках.
– Куда, куда… в море.
– А море куда?
– Вот заладил, куда да куда… Много будешь знать – скоро состаришься.
У берега раздался плеск набегающей на песок воды. Выдра вздрогнула и, не договорив свою нравоучительную фразу, метнулась в камыши.
Крестный
Медленно, словно подводная лодка, из глубины всплыл старый кайман. Щелкнули зрачки, и он пристально стал осматривать берег. Перепончатые лапы чуть качнулись под водой – и торпедообразное тело устремилось к берегу.
Маракуда встал, чтобы поприветствовать своего крестного.
– Мне показалось или ты с кем-то говорил? – Акута окинул взглядом мальчика, любуясь его статной, не по-детски слаженной фигурой.
– Так, немного поболтали с Чучхелой.
– Старая карга! Попадется она мне когда-нибудь…
– Да ладно тебе, Акута. Она хорошая.
– Хорошая… Сплетни распускает да дыры в берегу копает. Я в том году чуть лапу из-за неё не сломал.
Кайман развернулся на отмели, вычерчивая хвостом полукруг на желтом речном песке. Маракуда вошел в воду, перекинул ногу через спину крокодила и уселся на крестного, как на коня.
Онка встал, потянулся и, мягко переставляя лапы, пошел к берегу, чуть шевеля ушами, не спуская глаз с крокодила. Дождался, когда тот с Маракудой на спине сползет с берега, зашел в реку и поплыл следом.
– На ночь глядя в джунгли ходят только дураки и безумцы, на последнего ты вроде не похож, – бухтел крестный.
– Посмотри, Акута, солнце еще высоко! – Маракуда показал на огненный диск, который касался горных вершин. Бордовая тень лежала на склонах гор, заливая окрестности растекающимся пожаром.
– Ты лучше меня знаешь, как быстро темнеет в джунглях.
– Мы переночуем в старых заброшенных термитниках.
– Смотри, аккуратней! Говорят, в мангровой роще появились камуди. Мы называем их водяными удавами, а вы, люди, – анакондами.
– Я думаю, мы договоримся с ними.
– Да уж постарайся… Не огорчай своей смертью твоего крестного. – Передние лапы каймана коснулись песка, а морда уткнулась в трухлявую корягу, облепленную ручейником. – Приехали, – буркнул крокодил.
Маракуда спрыгнул на песок и поднял руку к небу.
– Ты сам говорил, что я великий воин.
– Говорил. – Кайман вздохнул и с любовью посмотрел на своего крестника.
– Послушай, Акута, я всё время хотел тебя спросить, почему ты называешь меня крестником, а себе крестным.
– О, это старая история, тебе лучше её не знать.
– Ну скажи, скажи! – стал упрашивать старика Маракуда.
– Я не могу.
– Почему?
– Это табу.
– Запрет… Хорошо, когда соблюдаешь правила, установленные кем-то, но очень плохо, если эти правила установлены тобой. Вот представь, ты уже старый и, возможно, – ну не в этом году и не в следующем – возьмешь и умрешь.
Старый кайман аж поперхнулся от этих слов.
– Извини… Я не хотел тебя обидеть. Просто в этом мире ничто не вечно.
– Согласен. – Акута кивнул головой, машинально хлопнув нижней челюстью по песку.
Кивнул и Онка, размышляя, что лично ему никогда и в голову не приходило, что он тоже когда-нибудь умрет.
– Покинув этот мир, ты унесешь тайну слова на дно затона. А я так и не узнаю, что значит «крестный». И что я скажу детям? Рассказывая у костра о делах молодости, я скажу им: «Моим крестным был мудрый Акута», – а они спросят: «Папа, а кто такой крестный?» Что я им отвечу, если я не знаю, кто?