Марат. История одной души

Румит Кин

Марат очнулся от забытья, когда пришел к дому Намон. Он понял, что стоит перед калиткой и сжимает в руках мешочек со своей жизнью. Мешочек промок, но Марату было все равно. Если надо, ведьма высушит его волосы.

Он вошел во двор и увидел ее. Намон, как обычно, работала на открытой веранде своего дома. Она собирала шесть гри-гри, универсальных талисманов-оберегов. Работа требовала времени. В каждом гри-гри должен жить лоа, но чтобы он залез в мешочек, его нужно уговорить. Все шесть духов уже пребывали над доской Ифы. Ведьма чувствовала их тяжелые взгляды

на своих руках. Она могла бы просто загнать духов в их новые жилища, но знала, что тогда гри-гри станут злыми. А ей нужно было согласие.

На столе между Намон и доской Ифы была разложена куча мелочей. Порошки. Пепел. Кусочки дерева, камни, зубы и всякие странные штучки, которые ведьма всю жизнь подбирала с земли. Сейчас ее пальцы коснулись обломка костяной детской свистульки. Она почувствовала, как усилилось внимание одного из лоа, и бросила предмет в его будущий мешочек. Дух заколебался, но за свистулькой не пошел. Нужно что-то еще. Может, прах банановой кожуры? Нет. Лоа не согласен.

– Сушеное ухо волка?
– спросила ведьма.

Тишина. Что же еще ему предложить? Намон подняла глаза и увидела Марата. Она сразу поняла, что с подростком что-то не так. Он двигался, как сломанная кукла.

– Подождите, милые, - попросила старуха у духов.
– Обещаю, что до вечера снова вас позову.

Лоа ушли - вернулись в мир и в тело Великого Мастера. Намон смотрела, как Марат взбирается по ступенькам крыльца, потом поняла, что он сейчас упадет, и встала ему навстречу.

– Что с тобой?
– поинтересовалась она.

– Это мои волосы, ногти и семя, - ответил Марат.
– Сделай мою куклу.

Намон протянула руку. Подросток выронил мокрый мешочек ей в ладонь.

– А чего ты хочешь?
– спросила ведьма.

– Жить, - воспаленными губами прошептал Марат.

Его повело в сторону. Он мог упасть на стол с недоделанными гри-гри, но не успел - ведьма схватила его за плечо удивительно сильной рукой.

– Как и сколько?
– поинтересовалась она.
– Я не Великий Мастер, чтобы дать тебе саму жизнь.

Они стояли очень близко. Марат чувствовал зловонное дыхание старухи, проваливался в ее беспросветные глаза. Он вспомнил Гиллу и всех этих людей.

– Хочу жить среди врагов, неспособных меня убить, - прошептал он.
– Хочу умереть потом так, чтобы они меня помнили.

Намон захохотала ему в лицо.

– Идиот, - прокаркала она.
– Еще никто не просил такого. Ты получишь свое.

– Хочу иметь много белых женщин, - добавил подросток, - и доставить много боли. Хочу щеточку для ботинок.

Марат уже бредил. Его спину жгло огнем.

– Хочу, чтобы стало холодно, - взмолился он.

Он повалился на колени. Намон смотрела на него слезящимися глазами. Из ее груди вырвался еще один дикий смешок.

– Это будет стоить двести франков, - сказала она.

– У меня...
– пробормотал подросток.

Его сознание смеркалось, но он точно знал, что такой суммы у него нет.

– Ты будешь работать там и так, как я тебе скажу, и эти деньги дадутся

тебе легко, - обещала ведьма. Она снова хохотнула.
– Твоя работа будет в духе твоей новой жизни.

– Я согласен, - одними губами ответил Марат.

Старуха отпустила его, и он рухнул на пол веранды. Его ноги остались на ступеньках. Дождь смывал грязь с его ступней. Ведьма даже не попыталась ему помочь. Она вернулась за стол и вывернула мешочек себе в ладонь.

– Жить среди врагов, - повторила она, - и иметь щеточку для ботинок.

Хохот накатывал на нее спазмами. Она смеялась, пока в ее старой груди не кончилось последнее дыхание, смеялась до слез и стонов. А когда закончила смеяться, начала делать новую куклу вуду. Дождь барабанил по перилам веранды и по голым пяткам полумертвого подростка.

***

– Проснись.

Этого голоса нельзя ослушаться. Марат открыл глаза. Темно. Свет масляной лампы. Ноги старухи в дурацких французских тапочках с помпончиками. Марат понял, что все еще лежит там, где упал. Во рту у него было абсолютно сухо, губы обветрились и потрескались. Вкус и запах собственной крови. Звук хриплого дыхания и шум дождя.

– Вставай, - потребовала ведьма.

– Я не могу, - прохрипел Марат.
– Мне больно.

– Мне пора спать, а тебе - на работу, - сообщила Намон.
– Я не хочу, чтобы ты всю ночь лежал у меня на веранде.

Марат молчал.

– Вставай, - сказала Намон.

Подросток попытался подняться. Его руки задрожали. Он вздохнул и упал обратно.

– Ты ничего не сделала, - вслух подумал он.
– Я такой же избитый.

Ведьма усмехнулась.

– Ты живой, - ответила она, - а большего ты не просил.

– Избавь меня от боли, - взмолился Марат.
– Я сделаю все, что ты скажешь.

– Это просто, - заверила старуха.
– Но ты будешь должен мне не двести, а двести шесть франков.

– Сколько хочешь, - прошептал Марат.

– Сколько хочу, столько и получу, - подтвердила Намон.

Она оставила лампу у лица больного и ушла в дом. Марат слышал, как поскрипывают половицы где-то в глубине помещения. Потом Намон вернулась и легко опустилась рядом с ним.

То, что старуха принесла, удивило Марата. Это была миска рисовой каши, на краю которой лежал кусок жареного мяса. Из середины посудины торчала ложка. Рядом с едой ведьма поставила неоткрытую банку королевского бира.

И еще у нее была маленькая металлическая трубка с круглой чашечкой на конце. Намон поднесла трубку к огню лампы, и с чашечки вниз потек белый дым.

– Что это?
– спросил Марат.

– Избавление от боли за шесть франков, - ответила ведьма.

Она протянула трубку подростку. Марат зажал мундштук губами и изо всех сил втянул дым. Он почувствовал сладкий вкус, его легкие захрипели, он закашлялся. Его опять ударила боль, и он замер.

– Не помогает, - сказал Марат.

– Кури медленно и глубоко, - велела Намон.
– Еще не было человека, которому не помог бы опиум.