Марат. История одной души
Шрифт:
Движение Марата было слишком резким. Его золотые часы соскользнули с руки и с отрывистым позвякиванием упали на пол. Тишина. Директор открутил крышку бутылки и бесшумно положил ее на край книжной полки рядом с собой.
Марат смотрел на него в изумлении, которое сам не смог бы себе объяснить. Сангаре обманул его: тихо стоял в углу комнаты вместо того, чтобы сидеть на положенном ему месте.
– Не помогает костюмчик?
– спросил директор. Он говорил на вульгарном африкаанс. Марат лишь пару раз в жизни слышал такое наречие, когда нанимался на рынке к торговцам,
– Что?
– переспросил он.
– Говорю, костюмчик не помогает, - повторил директор.
– Цацки ты на себя нацепил крутые, а пугаешься каждого шороха.
Марат молча смотрел на учителя. Унижает ли его Сангаре? Подросток не мог этого понять. Он не мог понять, что сейчас происходит. Почему директор говорит на этом языке? Почему ведет себя так странно?
Сангаре запрокинул голову, отпил из бутылки. Марат смотрел на его кадык, на открытое горло. Ему пришли все те же мысли, что и обычно - про нож, про кровь. Но он не мог на них сосредоточиться.
Директор закончил пить.
– Хочешь лимонаду?
– поинтересовался он.
– Домашний. Его готовит моя служанка.
– Нет, - возразил Марат.
– Хочешь работать уборщиком в западном крыле?
– спросил директор.
– Что?
– снова спросил Марат.
– Маленькие деньги, - ответил Сангаре, - но честные. Хочешь перестать шарахаться теней и резких звуков? Хочешь стать по-настоящему сильным?
– Я уже сильный, - сказал Марат.
– От одного моего вида тебя трясет, как больного пса, - ответил директор. Он говорил все на том же языке. Марат промолчал. Сангаре обошел его, поставил бутылку на стол.
– Сильные люди не боятся звуков у себя за спиной, - продолжал он, - потому что не ждут беды.
– Отстаньте от меня, - огрызнулся Марат.
– Я буду делать то, что хочу, - ответил Сангаре.
– Я предлагаю тебе жизнь. Начни работать. В колледже есть вакансия.
– Я не буду мыть пол, - сказал подросток.
– Это тебя унижает?
– поинтересовался директор.
– А то, как ты заработал на этот костюм, тебя не унижает?
– Не Ваше дело, - ответил Марат.
– Значит, унижает, - сказал Сангаре.
– Так вот, послушай, щенок...
Он замолчал на секунду. Подросток слышал, как бьется его сердце. Броситься и убить. Убить этого человека. Марат вспомнил свое письмо, склеенное из газетных обрезков, и трусики Лесли, которые когда-то отправил Сангаре. Он знает или нет? Он играет со мной?
– Твоя жизнь будет бесконечной школой слабости и унижения, - продолжал директор, - пока ты не поймешь, что лучше всего быть обыкновенным честным человеком. Одним из тех, кого ты так ненавидишь.
Директор стоял в пол-оборота. Марат качнулся в его сторону, наступил на собственные часы. Они хрустнули, и он замер. Сангаре обернулся к нему. Несколько мгновений он выглядел почти веселым.
– Вот видишь, - сказал он, - ты опять ошибся. Ты же все время ошибаешься - еще не заметил? Ты все время себя выдаешь, все время показываешь людям, кто ты такой.
Марат молчал. Я хочу убить тебя. И забыть все, что ты говоришь.
–
– Так вот он, перед тобой. Этой зарплаты хватит на комнату в сносном доме. Ты даже сможешь раз в год менять одежду и обувь. Если будет трудно, я помогу.
"Он знает, - подумал Марат, - знает про гранатовые косточки. Он издевается надо мной. Он хочет, чтобы я за белыми убирал мусор". Марат зашипел. Этот человек избивал его словами так, как когда-то Клавинго бил кулаком.
– Я полагаю, это следует понимать как отрицательный ответ, - по-французски сказал директор. Он мягко толкнул свое кресло. Оно сделало тихий оборот вокруг собственной оси и остановилось. Сангаре сел. Марат переступил с ноги на ногу, услышал, как обломки раздавленных часов выходят из-под его подошвы.
– Значит, перейдем к делу, - сказал Сангаре. Его лицо снова стало обычным, непроницаемым. Марат подумал, что сейчас директор откроет один из ящиков своего стола и достанет оттуда его письмо. "Это ты написал?
– спросит он.
– Это ты изнасиловал Лесли? Ты довел ее до самоубийства?"
– Ты брал в нашей библиотеке книги. Они тебе понравились?
– спросил Сангаре.
Марат кивнул.
– Олауда Эквиано, - подтвердил он, и вдруг испугался, что сболтнул лишнего. Может, это часть хитрой ловушки? Ведь он брал эту книгу, чтобы расплатиться с Намон.
– Только он тебе понравился?
– уточнил директор.
Его серые глаза оставались спокойны.
– Да, - Марату стало легче от того, что белый говорит как обычно.
– Почему?
– Мне было интересно, - Марат задумался, подбирая слова.
– Я представлял, как страшно ему было.
Сангаре опустил взгляд.
– Ты отчислен, - сообщил он.
Марат издал неопределенный звук. Не то чтобы он удивился. Просто он не думал об этом и не ждал этого. Колледж незаметно стал частью его жизни.
– За прогулы, - уточнил Сангаре.
– За неуспеваемость. За бессовестное игнорирование домашних заданий. За фактически заваленную зимнюю сессию. За постоянную неадекватную реакцию на слова и действия преподавателей и одноклассников.
Марат молчал.
– Уходи, - сказал директор.
– Я больше не могу тебе помочь. Видит Бог, мне дорогого стоило оставлять тебя в школе вопреки желанию совета и инвесторов. Я сделал все, что мог.
Сангаре говорил сам с собой. Он снова изменился. Он уже не был ни директором, ни тем жестким насмешливым человеком, который напугал Марата пять минут назад. Усталое лицо показалось подростку жутким, как злые гри-гри старухи Намон. Он выскочил за дверь. Но голос учителя остался с ним, у него в голове. "Костюмчик-то не помогает, - шептал Сангаре.
– Хочешь лимонаду? Вся твоя жизнь будет школой слабости и унижения".
Еще неделю Марат ждал, что его схватят. Ему мнилось, что Сангаре все узнал, обо всем догадался. Он представлял, что директор отдает его солдатам ООН, что его тащат между рядами студентов колледжа, которые кричат: "Насильник! Убийца! Обезьянка!"