Марат. История одной души

Румит Кин

Он откинулся назад, уперся затылком в пол, а потом рванул вверх и плюнул. Его слюна обрызгала толстое лицо Буаньи, и он захохотал. Он лежал на полу, перемазанный кровью проститутки Малик, и смеялся, как безумный. Потому что он плюнул в лицо своего отца. Губы Буаньи сложились в маленькую "О" ярости и отвращения. Он достал разноцветный носовой платок и вытер свою щеку.

– Считай, что я вернул тебе сперму, которая пролилась сквозь дыру в резинке, - прошипел с пола Марат.

Он подтянул ноги и съежился, ждал, что тот ударит его ногой в пах или в живот, но Буаньи не шевелился.

Он с перекошенным лицом смотрел на сына. И Марат вдруг начал понимать, что тот видит. От этого чувства его замутило.

Буаньи видел себя. И Марат, глядя в его лицо, тоже увидел себя. Он вдруг узнал свои порочные губы, вдруг понял, какими они будут, если он проживет еще сорок лет. Он узнал свои яростные глаза, склонные к тому, чтобы воспаляться, покрываясь сеткой красных капилляров. Он узнал под слоем жира свои мощные плечи и руки, которыми он так много убивал.

И одновременно обострились противоречия. У его отца был другой нос, разбитый и толстый. Его лицо, более округлое и намного более темное, казалось огромной подгнившей сливой с глазами.

– Он убил Атреско?
– переспросил Буаньи.

– Да, - подтвердил Фахид.

– Только его?
– поинтересовался отец Марата.

– Нет, господин, - сказал сыщик.
– Он убил его охранника и водителя его машины. Потом он убил несколько проституток.

– Сколько?
– спросил Буаньи.

– Нашли пять изувеченных тел, - ответил Фахид.
– Следы одного ножа. Но это не все.

Араб сделал почтительную паузу, но чернокожий толстяк молчал, глядя на сына.

– В районе Нгокро кое-кто считает, что до этого он убил своего одноклассника из школы для бедных. Он мог убивать постоянно. Но в последнее время его преступления стали слишком очевидны.

– Я убил Камилу, - сказал Марат. Он безумно улыбнулся, когда увидел, как дрогнуло лицо отца. Он поразил его.

– Я задушил ее, - продолжал он, - а потом пошел в школу.

– Да он просто маньяк, - вслух подумал Буаньи.

Марат облизнул губы.

– Она рассказала, как ты трахал ее, - добавил он.
– Я случайность. Случайность, которая убивает.

– Сэр, - разорвал монолог Марата Фахид, - наемники были бы рады убить его прямо на месте. К этому все располагало. Но я не мог позволить им казнить Вашего сына, как простого преступника.

Буаньи тяжело вздохнул.

– Ты все правильно сделал, - сказал он.
– Если никто не начнет говорить об этом, я буду доверять тебе еще больше.

– Господин, это честь для меня, - ответил Фахид.

– Что бы ты сделал на моем месте?
– спросил Буаньи.

– Отпусти меня, - предложил Марат.

Фахид склонил голову.

– Мне не пристало думать об этом, - сказал он, - но я не мог не задать себе этого вопроса, когда вез его сюда.

Он замолчал, обдумывая следующую фразу. Буаньи ему не мешал.

– Человек не может сам отвечать на такие вопросы. Для этого есть традиция. Я знаю хадис Сахих аль-Джами. Он гласит: "Ты и твое имущество принадлежат твоему отцу".

Фахид говорил очень медленно. Слова разлетались под мраморным сводом приемного зала.

– Есть другой хадис.

Достойный человек говорил, что слышал эти слова из уст Посланника Аллаха. Он передал: "Отец не может быть казнен за убийство собственного сына".

– Ты предлагаешь мне убить его?
– уточнил Буаньи.

– Ты не можешь, - сказал с пола Марат.
– Никто не может.

Его слова остались без внимания.

– Нет, господин, - ответил Фахид.
– Как я могу предлагать Вам убить родного сына? Последний хадис толковали по-разному. Имам Малик говорил, что отца нельзя наказывать, если он убил сына случайно, когда учил его побоями.

– Малик - это проститутка, которую я убил, - сообщил Марат.

Буаньи сухо рассмеялся.

– Мне нравится имам Малик, - сказал он, - но какой смысл учить сумасшедшего?

– Он не совсем безумен, - сказал Фахид.
– Эту девушку по чистой случайности действительно звали Малик.

Наступила тишина. Буаньи опустил на сына свой тяжелый медленный взгляд.

– Я хочу дом, как у тебя, и машину с кондиционером, - сказал Марат.
– Ты должен дать их мне.

– Если ты в своем уме, - ответил ему отец, - то ты самая наглая мразь из всех, что валялись на этом полу.

Марат засмеялся.

– Если ты не сделаешь этого, я тебя убью, - обещал он.

Буаньи тоже засмеялся.

– Он меня убьет, - повторил он.

Марат в ярости зашипел на него. Отец смеялся над ним, как когда-то смеялся его юрист Ульрих. "Он не верит, - подумал Марат, - он не знает, какая во мне сила". Он задергался между натянутыми наручниками.

– Я хочу опия, - потребовал Марат.

– Нет, - резко сказал Буаньи.
– Это отродье не стоит того, чтобы я его учил. Фахид.

– Да, господин?

– Я хочу, чтобы он сидел в клетке - это будет ему дом - и имел столько опия, сколько попросит. Я не откажу ему в еде. Пусть ест, сколько хочет. Я не откажу ему в образовании. Все книги его.

Буаньи перевел дух и еще раз брезгливо вытер лицо платком.

– Если он захочет меня уважать, - закончил он, - пусть напишет мне письмо. А если выберет опий, я буду рад узнать, что он сдох от передозировки.

В зале повисла тишина. Фахид молчал. Марат скалился.

– Ты сможешь это сделать?

– Да, - подтвердил мусульманин.

И Марат оказался здесь. В этой клетке.

***

Бой снова приблизился. Марат почувствовал, что решетка под его руками начинает мелко дрожать. Это вырвало его из воспоминаний. Он отпустил прутья и удивленно отступил от них на шаг. Теперь к запаху резиновой гари примешался дух дизельных выхлопов.

За окном ревело и грохотало. Марат понял, что различает какой-то звук. Он появлялся в промежутках между оглушительным стуком пулемета. Марат слышал его и раньше, но не так близко. Это была мощная машина. Казалось, что моторы пяти патрульных бронетранспортеров сложились в один. Пленник опустился на одно колено и приложил руки к полу. Дощатый настил вибрировал в такт с огромным механическим сердцем. Казалось, что со всех сторон на маленькую камеру надвигается рокочущая стихия.