Марчук Год демонов

Автор неизвестен

— У нас колхозник менее богат, но более защищен.

«От этого самого богатства и защищен», — подумал Любомир.

Удивило, что фермеры запрягают в свои кибитки породистых лошадей попарно в четверки, и никто не запрягает, как славяне, тройкой. И уж совсем недоумевали члены делегации, когда им показали кладбище лошадей, которые в разные годы приносили славу и честь аргентинскому коневодству.

— По-моему, это выпендреж. Мол, коль нигде в мире нету прецедента, пусть будет у нас? — как бы советовался Иван Митрофанович с Любомиром.

Горич воздержался от комментариев, решил не заводить шефа, который уже взбодрился чудным вином из долин Мендосы и Рукумана.

В чужой

стороне дни быстротечны. Ни к чему не обязывающий, беззабот­ный, ознакомительный, оздоровительный и познавательно-туристский визит приближался к финишу. Улыбчивые члены делегации (странно, что среди них не было ни одной женщины, — это отметили и аргентинцы) запечатлели на прощание свои улыбки на фоне водопада реки Сукия в лучах удивительно яркой радуги. Осталась последняя, завершающая визит пресс-конференция в редакции кардабской газеты «Ла Вос дэль интерьер».

Кардаба — второй после Буэнос-Айреса город, но по представлениям гостей, все же Минск после Москвы — провинция. На дежурные вопросы каж­дый отвечал спокойно и с достоинством — это успокаивало Ивана Митрофа­новича. Расспрашивали об аварии на Чернобыльской АЭС, о последствиях для пострадавших районов. Горностай владел нужной, а для несведущего человека и обширной информацией. Отвечал, словно орешки щелкал. Но вот прозвучал никак не ожидаемый в этой аудитории вопрос рыжего журналиста:

— Как относится руководство коммунистической партии к неформальному объединению «Народный фронт» и к его лидерам?

«Не иначе, агентура ЦРУ», — зло подумал Иван Митрофанович и по- отцовски положил свою руку Любомиру на плечо, мол, давай отвечай, держи марку:

— Представитель творческой интеллигенции ответит на этот вопрос.

Любомира трудно было застать врасплох, хоть он и не был готов к такому

вопросу. Откуда в Аргентине, в какой-то газете, могут знать о Народном фрон­те, если в самой республике о нем знают немногие.

— Пока движение неформалов так называемого Народного фронта не стало массовым, по-настоящему народным движением. И общество, и партия отно­сятся ко всем демократическим движениям, в том числе и к Народному фронту, положительно. Идет процесс активной политизации народных масс, чего нам не хватало все предыдущие годы, особенно в последнее время до перестройки. Это положительное явление. В целом многое в этом движении отвечает духу времени и новому мышлению.

Рыжий корреспондент не рискнул уточнять детали, которых, скорее всего, он и не знал.

В таком же контексте прозвучали и два последних вопроса:

— Правда ли, что прибалтийские земли оккупированы Советами? И как вы относитесь к интеллигенции, которая покинула страну в годы застоя?

На первый вопрос недовольный Горностай отвечал сам, а на второй — предоставил слово заместителю председателя Верховного Совета. В целом Иван Митрофанович был доволен ходом пресс-конференции, если бы только не этот ляпсус Любомира.

— Ну, брат, не ожидал я от тебя такого пассажа. Это где же ты слышал, читал о том, что партия и ее руководство открыто заявили о своей поддержке неформалов и так называемого «Народного фронта»? Недобитый полицай, сын его националист, небось, агент ЦРУ, задает тебе провокационный вопрос, а ты и расклеился идеологически, расплылся, как мазут по воде. Националисты, деструктивные силы, радикалы не могут быть нашими соратниками. Что ска­жут в центре, в Москве? Что мы лояльны и способствуем сепаратизму и анти­коммунизму? Так выходит? Неужели ты не читал пасквили, листки Народного фронта? Ложь, грязь на партию, на народ, на светлые идеалы. У себя дома, там... мы можем позволить некоторый либерализм, но представляя партию на международной арене, следует

быть ой каким осмотрительным. Мы в единой связке. Взвешивай все, думай, прежде чем говорить.

Любомир весь «кипел», с трудом сдерживал эмоциональный взрыв: «Какое вы имеете право указывать мне, что, о ком и как говорить?»

Он догадывался, что его включили в состав делегации исключительно ради прямолинейной роли летописца. Первая официальная республиканская делега­ция в Аргентину за все семьдесят лет советской власти. Горичу отводилась роль, как в свое время Аджубею при Хрущеве в дни поездки в Америку. Горностай не мог рассчитывать на отдельную книгу, но тайно ждал от Любомира брошю­ры или (уже была договоренность с главным редактором «Звязды») дневника этого исторического визита. Неизвестно, хватило ли бы сил у Любомира выска­зать слова протеста обнаглевшему демагогу, если бы не вмешался в разговор кагэбэшник, который сопровождал делегацию и как охранник-секретарь, и как «недремлющее око госбезопасности». К Горностаю прибежал директор цирка с трагическим известием. Думали, случилось нечто на родине. Оказалось, ЧП произошло в цирке: один из акробатов беспричинно исчез, пропал без записки и телефонного предупреждения.

— Скорее всего, попросил политического убежища, — сбивчиво лепетал напуганный до смерти директор. Это было его первое зарубежное турне.

— Предпринимали попытки отыскать его? Может, напился где-нибудь в кафе, в баре, в ресторане, — побледнев, сердито отозвался Иван Митрофанович.

— Эту версию мы не прорабатывали. Вообще-то, он любитель спиртно­го, — директор все еще не мог прийти в себя.

— Думайте. Отправляйтесь на поиски. И чтоб завтра цирк вылетел на родину в полном составе. Распустил, понимаешь, тут всех. Небось, партийные собрания так и не проводил? Хороший ты мне сюрприз под конец официального визита устроил. Долго помнить буду, — шантажировал Иван Митрофанович.

— Мы... Я отправлю людей на поиски. Самому нельзя. Он знает в лицо всех. Черт... хоть бы язык кто знал, — растерянно бормотал директор.

— Вот Любомир Григорьевич знает испанский. Он пойдет с вами. Такое дело... надо помочь.

Любомир не нашелся что ответить, кроме растерянного:

— Я пойду, но нужен от вас человек, который знает акробата.

— Будет человек, — оживился директор. — Инспектор манежа. Способ­ный, как пудель. Наклеит бороду, усы...

Сотрудник посольства, который вызвался помочь, предложил разбиться на две группы: кагэбэшник и он сам отправятся по улице Пуэйрадон в район Онсэ, а Любомир с инспектором манежа учинят облаву от Авенида дэ Майе и по обе стороны от проспекта.

— Перетрясите весь город и притащите мне подонка на аркане, — требовал Иван Митрофанович.

Инспектор оказался неглупым малым, смелым и артистичным. Только в одном месте на них с опаской посмотрели и хозяин бара, и посетители. Стран­но, не наркоманы, не торговцы наркотиками и вроде на доморощенную мафию не больно похожие... Ретировались. «Как глупо. Как все глупо. Идиотизм. Человек захотел остаться... его силою обратно и под суд». Скоморошество начинало унижать и раздражать Любомира. Уже ноги болели от усталости. Уже не надо было утомленному, обклеенному бородой с усами инспектору разыгрывать старческую походку. Бессмысленно было продолжать поиски... Ночь хоть и тепла, но в чужом городе темнота особенно неприятна. Жались к светлому центру, пошли по второму кругу. Акробата нигде не было. Это была наивная, смешная идея. Если человек попросил политического убежища, он уже надежно упрятан. Иван Митрофанович сердился на Любомира, словно тот подзуживал артиста остаться в Аргентине. Директор предлагал заявить о про­паже властям.