Марджори в поисках пути

Воук Герман

Марджори была так удивлена, что не смогла ничего ответить. Она механически пожала ему руку.

— Представьте себе! Ты оставляешь Лау сидеть там, — возмутилась Маша.

— Я был на кухне — сказал мистер Зеленко, — пытался рассортировать еду. Там по крайней мере сорок пакетов.

Лау Михельсон объяснил:

— Маша сказала мне, что в доме нечего есть. Я просто подумал, удивлю вас и принесу кое-что к обеду…

— Ну, ладно, не стоит так громко об этом кричать. Мы уходим, — сказала Маша. Она обняла мистера Михельсона, поцеловала его в ухо и стерла след от губной помады. — Встретишь меня в пять в «Плаза», чтобы выпить?

— Сегодня я играю в гандбол с Милтом, дорогая.

— А когда ты не играешь в гандбол с Милтом? Мне кажется, что ты пытаешься излечить меня от привычки к коктейлю, мой друг.

Ее тон был нежным и подтрунивающим.

Она сказала Марджори:

— Это вредит здоровью.

— Ну, я могу отменить игру сегодня, — медленно произнес мистер Михельсон. Он все говорил медленно. — Я играю только по понедельникам, четвергам и субботам. И это приносит мне большую пользу, ты же знаешь, Маша.

— Бог с тобой, конечно же, это так. Встреть меня у Пьера в шесть тридцать.

— Договорились, Маша.

Когда девушки вышли на яркую, солнечную улицу, Маша уже больше не казалась такой переменившейся. Тяжелые черты лица остались теми же самыми, хотя Маша избавилась от полноты. Так думала Марджори, когда девушки подмигнули и улыбнулись друг другу при первом блеске солнечных лучей.

— Пройдемся или возьмем такси? — спросила Маша. — Сегодня такой чудесный день.

— Пройдемся, конечно же.

Маша взяла Марджори под руку. Они пошли по узкой улице, придерживая свои шляпки на порывистом ветру.

— Приятно видеть тебя, — сказала Маша, ее голос был тише, чем в квартире, и менее металлический. Марджори пожала ей руку.

Они зашли за серые каменные стены Центрального парка. Маша подняла голову, понюхала воздух и вздохнула.

— Что-то есть в этом парке в марте. Он мертвый, но ты всегда можешь услышать позывные весны, не правда ли? Посмотри на это невинно-голубое небо. Я могла бы закричать.

— Почему бы тебе не закричать обо всех людях? — спросила Марджори. — Ты ухватила мир за хвост. Я ужасно рада за тебя.

Маша сказала, смеясь:

— Просто мне повезло. Ты знаешь, что ты практически опрокинула Лау у меня в гостиной? Я собиралась подразнить тебя. Рассказать, что он ростом в шесть футов и выглядит, как Кларк Гейбл, и имеет яхту и прочее. Этого нет, но есть много, чем может похвастаться Лау. И все же теперь, когда ты увидела его, это все равно что ты заглянула в конец таинственной истории. Спокойный, не правда ли? Он провел всю свою жизнь в самоуничижении, но он действительно умен, и он совсем особенный, а также совершенно прелестно веселый.

Она взглянула на Марджори, идущую молча рядом с ней, и ее усмешка стала немного печальней.

— Что ты действительно подумала о Лау, Мардж? Он произвел на тебя какое-нибудь впечатление?

— Женихи все похожи на аутсайдеров, не правда ли, Маша? Я видела его только мгновение. Он похож на отличного парня и совершенно опьянен тобой, в чем как раз самое главное.

— Ты тоже отличный парень, — сказала Маша.

Их высокие каблуки зацокали по каменной дорожке, вызывая легкое эхо. Скамейки с лужицами воды были пусты. Никого не было видно, кроме служителя парка с мешком, собирающего старые газеты на грязном коричневом газоне.

— Лау приобретает некоторые знания. Он невероятно умен насчет одного и невероятно наивен насчет другого. Для меня было настоящим открытием, что такие люди существуют. Не только существуют, но и процветают. Но главное то, как ты говоришь, что он дьявольски приятный человек. И он, конечно же, считает, что я теплая пижама. Но представь меня завоеванной гандбольным дьяволом! Ты знаешь, когда я в первый раз встретила его, он только что пришел с гандбольной игры. Это капризная личность, с волосатой грудью, с потоками пота и усмешкой от уха до уха. Он только что победил парня двадцати одного года, боксера-профессионала ростом в шесть футов. Он играет с этим своим партнером, этим Милтом Шварцем, три раза в неделю. И самое интересное, он выигрывает так же часто, как и проигрывает. Ему пятьдесят два, а Милту двадцать один, и Милт был в гандбольной команде Городского колледжа.

— Удивительно, — сказала Марджори. — Где ты познакомилась с Лау?

— Во Флориде. В отеле, где остановились мои старики. Я знаю его только месяц. Это было настоящее похищение на белом коне, малышка. У меня все еще слегка кружится голова. Я, должно быть, говорила тебе давно, что собираюсь послать своих стариков во Флориду когда-нибудь…

— Да, ты говорила…

— Конечно. Это были две мои навязчивые идеи — одеть мою маму в шубу и отправить родителей во Флориду. Ты по-настоящему не знаешь их, Мардж. Они, как пара малышей, но они действительно чудесны; а через что они прошли, чтобы

я продолжала ходить в Хантер, никто никогда не узнает, кроме меня. Ну, за этот год я сэкономила денег и, таким образом, отправила их. И это случилось. Марджори, веришь или нет, но моя судьба фактически зависела от того, что мой отец знает, как играть в фан-тан. Фан-тан, можешь себе представить? Лау любит эту игру. Никогда не называй жизнь растраченной попусту, пока она не кончится, малышка. Мой отец потратил впустую годы, играя во все карточные игры, известные человеку, и он не смог бы сделать больше, чтобы обеспечить будущее своей маленькой дочери, если бы он работал портовым грузчиком все эти годы. Эта вещь такая фантастическая, Мардж, она зависит от такой тонкой ниточки совпадения, что я абсолютно убеждена — это судьба. Почему я поселила своих стариков в отеле «Виста Вью», если не потому, что он захудалый и дешевый? Что такой богатый человек, как Лау, делал в такой дыре? Только у Лау нашлись на то причины. Его мать умерла в позапрошлом году. Она начала ездить в «Виста Вью» тридцать лет назад, когда он еще был хорошим отелем, и всегда продолжала ездить туда и брала с собой Лау. Он прожил с ней всю жизнь и никогда не был женат, понимаешь? Итак, он просто продолжал ездить в «Виста Вью», как лунатик, и после того, как она умерла. Он говорит, у них есть прекрасный гандбольный корт. И они с Алексом пристрастились к игре в фан-тан. А потом он обедал с моими стариками, потому что был одинок, и, конечно же, они прожужжали ему уши об их божественной Маше. И Алекс просто до смерти тронул его печальными старыми строками из Вольтера и Ингерсолла, Хэкеля и Кларенс Дарроу; Лау считает, что мой отец блестящий, оригинальный иконоборец. И нельзя разочаровать его, потому что, по мнению Лау, это как раз то, кем он является. И он считает, что Тоня, конечно же, величайшая пианистка, которую он когда-либо слышал. Это тоже верно, потому что он никогда не слышал никаких пианистов. Итак, появляется Маша, дочь этих двух блестящих личностей — к счастью, похудевшая на дюйм за всю свою жизнь. Малышка, я впала в лихорадку, подобную которой знали немногие женщины. Когда Лау собирается сделать что-то, уйди с его дороги. У меня не было другой возможности, если бы я даже захотела противиться этому. Я знала его три дня, когда он отправился в центр Майами и вернулся с этим.

Она помахала рукой с перстнем на пальце.

— Ничего утонченного, но убедительно в некотором роде. Я выставляла руку около недели, потому что… ну, я не должна рассказывать тебе, какие оговорки у меня были… но это так, и вот я рассказываю тебе о своей помолвке.

Маша засмеялась.

— Я сейчас немного привыкла. В этом есть некоторое неожиданное очарование. Сказать честно, я стремилась цивилизовать его. Здесь вина его матери, а не его. Она была одной из таких практичных старых набожных вдов. Владела большим количеством недвижимого имущества, распоряжалась им сама, пока Лау не окончил юридический факультет. Потом они оба распоряжались им и действительно сколотили состояние. Она никогда не интересовалась ничем, кроме бизнеса и парой дюжин благотворительных учреждений, которыми она практически руководила сама. Кстати, Лау все еще руководит ими. Таким образом, он просто совсем ничего не узнал. Он считает меня на самом деле сверхъестественной из-за того, что я знаю о книгах, музыке и живописи. А еще он страстный, чертовски страстный, поверь мне, по-своему, конечно. Послушай, как он анализирует стоимость зданий на Седьмой авеню, скажем, и ты не поверишь своим ушам. Он знает об этом все — от того, насколько хороша выгода от матрацной фирмы на третьем этаже, до диаметра труб парового отопления в фундаменте, а также все о зданиях в остальном квартале по обеим сторонам улицы. Я уже начала работать над ним. Я затащила его на оперу в первый же вечер, когда мы вернулись в Нью-Йорк. К счастью, это была «Травиата». Ему она понравилась. Невозможно представить его более изумленным, чем тогда. Он все время повторял: «О, это выдающаяся вещь, это действительно интересно». Ой! Это что — дождь?

Она протянула руку к лицу и взглянула на небо.

— Откуда, черт возьми, взялись эти тучи? Вот тебе и март.

Они побежали сквозь брызгающие капли, придерживая свои шляпки, и едва добрались до фойе отеля, когда на улице начался проливной дождь. Девушки все еще смеялись и отдувались, усаживаясь за столиком у окна и заказывая выпивку. Серый косой дождь гнал людей, прикрывшихся газетами, с улицы. Даже красивые экипажи уезжали с площади, кучера укрывались в пончо, с хвостов и обвисших ушей усталых лошадей струилась вода.