Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Ну не специально же добавляют, - ответил Сирано.
– Вот именно, вот именно, что специально, - прорычал Германн, - ибо хорошее все могут делать, но как известно было давно сказано:
– Не все заслуживают, так как не имеют права на это отличное от других хорошее, поэтому, да, закупают здесь подпольный Араратный материал, добавляют в него своих клопов и закатывают, как здесь чужих бычков в банки с томатом, на которых пишут:
– Говядина, - только там так и пишут:
–
– А иначе?
– спросил Сирано.
– А иначе посадят, как тебя за фальсификат, - сказал Германн.
– За что?
– опять спросил Сир.
– Он так ничего и не понял, - сказал Михаил, и тяжело вздохнул.
– Ты почитай, почитай вслух, что написано с твоих слов, и мной записано верно, - кивнул он на бумажку в лапах Сирано, которую тот уже читал, и даже понял, что, да, как сказал Пушкин:
– Неплохо, - если писать по заказу.
– Но, если, честно, всё уже забыл, а в руках он держал, как это давно уже принято в лучших домах - недалеко от кабака Грибоедова - формат А4 на двадцать авторских листов.
– Что это?
– ахнул он.
– Маска Красной Смерти в двух покетах, правом и левом, чтобы во всех карманах было не пусто, да и когда в машине поедете положите на сиденье рядом.
– Да вы охренели совсем, я ужасов не пишу, ибо сам боюсь в отличие не только от Эдгара По, но даже от Стивена Кинга, я:
– Стивен Спилберг, - страшно, но падать всё равно мягко.
– Нас не интересует, что ты обычно делаешь, - сказал Германн.
– Но учти, - добавил Михаил, что аванс в размере тридцати серебренников - тридцать тысяч долларов по курсу - ты уже получил за эту книгу в двух частях.
– Вам никто не поверит, столько не платят, точнее, да, платят, но только в обычных рублях.
– А это, что, не настоящие, - и Михаил - так как сидел рядом - протянул лапу к жилетке фраера, и вытащив оттуда мешочек, высыпал его содержимое на стол.
– Посчитай, ровно тридцать.
Сирано хотел надеть очки, но вспомнил, что так и не заказал еще их, а из-за сложности его зрения, таких, какие ему было надо просто так не продавали. Тем не менее было ясно, что это золотые пятерки, которых и было ровно тридцать.
– Больше нельзя?
– спросил он.
– Зачем тебе больше?
– спросил Германн, - на вышку и меньше хватит.
– Хотел, как один французский Желтый Ботинок купить себе э литл яхту и жить в ней на берегу, чтобы вот просто так: по воде, аки по суху - никто не мог зайти ко мне в незваные гости.
– Ну, о'кей, о'кей.
Они ушли, прихватив с собой книгу Код Войнича, которой здесь никогда не было, но Михаил именно ей потряс перед ним, сказав:
– Твои расписки, - не забывай об этом.
– Что я понесу в издательство?
– подумал
Остались ли у него золотые пятерки?
– ----------------------
Медиум:
(Скорее всего, надо будет убрать этот фрагмент, а конкретные вопросы использовать к слову. Или нет?
– посмотрим.)
Вопрос:
– Почему культуролог всегда обязательно должен говорить неправду?
– Например?
– Например, говорят, что Хемингуэй - это мачо.
– Вывод:
– Мачо - это Хомо Сапиенс.
А так как он написал роман о жизни, о восхождении солнца, Фиеста, для чего надо было обязательно стать импотентом. Вот почему надо было стать импотентом, чтобы написать роман про Жизнь, которая прекрасна, как она есть:
– Форель на перекатах, кофе в лесу, клубника с вином на обед и на завтрак, выход на бой один на один с мастером спорта по боксу и разрешение свой любимой графине в шляпе трахаться со всеми предметами, которые встречаются ей на пути, и который он оживляет своим воображением.
Кто, собственно, над кем потешается:
– Швейцар, ее будущий муж, или сама графиня над ним?
Простой народ культурологов или мачо над ними?
Высоцкий или Каменный гость над ним? Очевидно, что Высоцкий не думает, что народ культурологов так прост и безобиден, он говорит вполне серьезно этому Каменному культурологу:
– Сразимся?
– ибо:
– Я звал тебя и рад, что вижу: враг у ворот - есть такой фильм, как Никита Сергеевич Хрущев организовал работу одного снайпера, про которого было сказано в ответ на вопрос члена военного совета Хрущева:
– Вы знаете таких людей, которых надо прославить, как мачо, как пример всему трудовому народу?
– Одного знаю.
И ясно:
– Это был Хемингуэй.
И далее утверждается, что Хемингуэй так относился к женщине, как к ней не относится сегодня торжествующий феминизм - безобразно. Отношение к войне - тоже. Простая вещь - бой быков:
– Тоже никому не нравится.
– Ибо такого человека не станут уважать в интеллектуально обществе, потому что ему нравится смотреть, как убивают быков. Или даже уже за то, что будет говорить об этом. Да его тут же самого убьют.
Опять же охота: львов жалко.
– Что это?
– спросите вы.
А это не что иное - и про женщин, и про войну, и про бой быков, и про охоту на львов - как и есть то, что именно и называется:
– Ложь.
– в переводе на первый век:
– Фа-ри-сей-ство.
И как можно видеть Фарисейство - это не стеснительное отношение к реальности, а открытое противостояние:
– Тому, что есть.
И таким образом, если кто и потешается над Хемингуэем, то только фарисеи, не желающие видеть правды.