Маргарита
Шрифт:
— Как же быть?
— Не беспокойтесь, у нас свои проверенные аптечки. Одна тут прямо по переулку через два дома.
— Ой, спасибо, доктор! Сколько я должен?
— С любимого депутата? Как можно, и не уговаривайте, не возьму.
Как только пациент вышел, доктор взял трубку, набрал номер и произнес:
— Тут клиентик к вам за большой партией. Значит, как договаривались?..
Потом он прошел к двери кабинета и произнес в переднюю:
— Азазел, нам комиссионные положены в соседней аптеке, зайди. Купи бутылочку хорошую, тортик.
— А
— Ко мне еще один пациент пожалует.
— Тэк-с, что мучает, что беспокоит?
— Странная совершенно история…
Соколов сразу обратил внимание на икону — Георгий и Змей: змей с черным звериным туловищем, сильным, лапы когтистые с ловкой ухваткой, а у Георгия слабенькая амуниция — копье короткое, маленький щит. Дистанция, с которой можно уже атаковать. Змей выглядит инициативнее, и почудилось — он переставил переднюю опорную лапу, приготовив другую к удару.
— Запах, доктор. Взялся непонятно откуда. Я сам не чувствую, а все говорят, что просто разит кошатиной. Я уже всякими дезодорантами отбить пробовал.
Доктор принюхался и сообщил:
— Да, словно кошку дезодорантом облили, — он подумал чуть-чуть. — Блуд любите?
— В каком смысле?
— Во всех.
— Простите, не понимаю.
— Ну, что тут не понимать. Психическая и биохимическая сферы непосредственно связаны. Совсем вам простой пример: не особенно хотите есть, но начинаете интенсивно думать о каком-нибудь вкусном любимом блюде — что произойдет? — и сам ответил: — Не только повысится слюноотделение, но и биохимия в организме заработает в пищевом направлении — печень, поджелудочная и так далее. И блуд в любой форме, как психический акт, формирует свою биохимию. Вот кошка мартовская воняет ужасно, еще не сделала ничего, а уже воняет.
Соколов хотел сказать, что раньше ведь ничего подобного не было, но удержался от такого «прокола».
«Специалист», он уже понял, кто перед ним, продолжил именно в подуманном им направлении.
— Ресурс, дорогой, подызносили. Дополнительное напряжение, усиливается моторика, вразнос, так сказать, идет. Чего ж вы хотите?
— Вылечиться, — честно сказал Соколов.
И почти жалобно попросил:
— Можно?
— Психическое, дорогой, лечится психическим же. То есть самовнушением, а по научному — формированием правильной установки.
— А как?
— Ну вот, и попробуем.
Икона напротив продолжала к себе привлекать. Доктор тоже взглянул на нее и произнес раздумчиво:
— Да-с, ничего еще не понятно.
Потом вернул взгляд к пациенту.
— Сядьте ровно, с прямым позвоночником… Тэк-с, повторяйте за мной не словами, а всем сознанием. Готовы?
— Готов.
— Отказываюсь от блуда…
— Отказываюсь от блуда…
— И телом…
— А, и телом…
— И мыслями…
— И мыслями…
— И словами.
Соколов хотел сказать про профессию, что словами приходится иногда просто манипулировать, что без этого…
Зверь на иконе напрягся, и сейчас просто снесет Георгия!
— И словами.
Нет,
— Тэк-с, никаких запахов больше, мой дорогой.
— Вы серьезно?
— Абсолютно серьезно.
— Доктор, сколько я вам должен?
— Ничего не должны, — тот вдруг произнес очень странную фразу: — Кто выиграл, тот и выиграл.
Лягушка в банке перевернулась, пустив пузыри, весело посмотрела и подмигнула.
Иуда хорошо знал путь, по которому нужно спешно идти в Египет, — не по большим дорогам, где их легко настигнет римская конница, он уже проложил в уме движенье по дикой местности, и между теми селеньями, где в дневное время надежно их спрячут.
Он шел на вечерю уверенный, что там благодарно поймут его.
Немножечко опоздал, а когда сел к остальным, Учитель уже говорил про какое-то расставание, про близость чего-то, назначенного к Его из этого мира уходу.
Учитель многое знал наперед, и знал — само собой было ясно из слов, о скорых намерениях Пилата.
Тогда почему они сидят здесь, когда уже темнота упала на город, и можно по два-три человека спокойно его покинуть, уговорившись о месте для встречи?
Сейчас Иуда почувствовал, что не хочет ни в какую темницу.
Да он не хочет и скитаться в Египет — что делать там, и что делать потом?
И чем вообще все закончится через год или два?..
Он подумал, что неминуемо закончится тем же самым — настигнут где-нибудь и расправятся.
Еще одна мысль явилась — Учитель решил пожертвовать собой вместе с ними.
Зачем? Для чего?
А братья, как овцы, не имеют собственной воли и не желают противиться.
«Один из вас предаст сегодня меня», — сказал вдруг Учитель.
Сперва все удивленно затихли…
Заволновались, стали спрашивать каждый: «Не я ли?»
Иуда тоже спросил.
Учитель обмакнул хлеб в соль и подал ему.
Обида вспыхнула — намек был слишком прямой и понятный.
Обида смешала все в голове — события, время… город любимый его, который он должен покинуть и опять где-то, нищенствуя, скитаться.
И вслед за обидой загорелся протест, протест, говоривший, что он не зависит ни от кого и свободен.