Маргаритка и я
Шрифт:
— Наверное, так и есть, — соглашается она. — Что ж теперь, порвать его, что ли?
— Теперь уж не стоит, — говорю я и глажу ее по голове. — Сойдет и так. Так даже веселей. Маме будет ужасно приятно.
А сейчас, почтенная дочь, нам пора одеваться и идти!
Мы, конечно, одеваемся во все самое лучшее: премьера — дело не шуточное. Берем букет, прикрепляем к нему поздравление и, взявшись за руки, идем. Приходим как раз вовремя. Мы просим портье отнести маме букет.
Прочла вслух поздравление, и все чуть не умерли со смеху. Мы так нервничаем, так волнуемся! Если спектакль пройдет с успехом, мы будем обязаны этим нашей почтенной дочери. Поцелуй ее за меня, но не читай ей этой записки — может обидеться.
— Что она пишет? — спрашивает Маргаритка. — Зачем ты измял письмо?
— Она очень, очень благодарит нас за букет и особенно за поздравление.
— Там, наверное… какой-то секрет, — говорит Маргаритка, недовольная моим объяснением. — Почему ты мне не дал прочесть?
Звонок спасает меня от дальнейших объяснений. Мы занимаем места в центре амфитеатра. Здесь любимое место Маргаритки. Отсюда видна вся сцена и нет нужды вытягивать до предела шею или просить впереди сидящего зрителя немного наклониться в сторону.
Начинает играть оркестр, Маргаритка закрывает глаза.
— Папочка, когда полностью откроется занавес, ты мне скажи, пожалуйста, ладно?
— Зачем?
— Мне хочется ахнуть от удивления, когда я увижу декорацию. Готово?
— Нет еще… нет еще… нет еще… Теперь готово!
Маргаритка открывает глаза, она поражена:
— Ах, как красиво!
И правда, красиво: голубое южное небо, белая испанская церковь, перед нею — маленький фонтан. Выходят две испанки, и начинается веселое первое действие «Хитроумной влюбленной» — комедии Лопе де Вега. Вскоре появляется мама. Но она какая-то странная, ее не узнать. На ней ярко-красное платье, на плечи накинута черная шаль, а волосы у нее длинные-длинные, о таких волосах мечтает сама Маргаритка. Но интереснее всего то, что мама говорит не как обычно, а стихами.
Ох, как мы волнуемся вдвоем с Маргариткой — а вдруг мама растеряется, а вдруг перепутает слова! Только когда опускается занавес и раздается гром рукоплесканий, наши сердца наконец унимаются. Слава богу, все прошло благополучно.
— Я схожу в гримерную, поздравлю ее! — решительно заявляет Маргаритка и бежит к служебной двери амфитеатра.
Во время антракта запрещается входить к артистам, но Маргаритка пользуется в театре особыми привилегиями, тут ее все знают и разрешают ей ходить везде.
Вот она уже идет обратно с сияющим лицом. На щеке у нее следы
— Все чувствуют себя хорошо! — кричит она издали. — Мама передает тебе привет, она сказала, чтоб ты не беспокоился.
— Ты, девочка, как видно, здесь свой человек, — говорит сидящая справа от Маргаритки пожилая женщина.
— Да, — не без гордости отвечает дочь. — Как же мне не быть своим человеком, когда на сцене играет моя мама!
— Кого же она играет, твоя мама?
— Герарду. В программе есть ее фотография. Вон она, в красном платье.
— Вот это она? Браво, браво, славная у тебя мама!
— Она теперь и во всяких других пьесах будет играть.
— Вот как! А ты кем станешь, когда вырастешь? Артисткой?
— А я и сейчас уже артистка. У меня даже удостоверение есть, что я сотрудница театра. Я буду играть в детских спектаклях. Меня сюда, в театр, пускают без билета…
Женщина смеется. Я толкаю Маргаритку локтем — надо же знать меру.
Начинается второе действие. В этом действии мама почти не уходит со сцены. Она выступает в роли буйной и ревнивой испанки — танцует с блестящими кавалерами и водит их вокруг пальца. Она устраивает с ними свидания в мадридском парке и заставляет драться на дуэли.
Веселые, жизнерадостные сцены приводят публику в восторг. Но, когда опускается занавес, я, к моему великому удивлению, замечаю, что Маргаритка недовольна. Она чего-то сопит и морщит свой курносый носик.
— Тебе что, не нравится? — спрашиваю я ее.
— Нет, — без колебания отвечает Маргаритка.
— Почему?
— Не нравится, и все.
— Нет, ты скажи почему.
— Очень уж… ну… очень много про любовь.
— А мама разве тебе не нравится?
— И она не нравится. Она мне больше всех не нравится. Вот пойду и скажу ей об этом!
Я начинаю догадываться, в чем дело.
— А тебе самому нравится? — испытующе посматривает на меня Маргаритка. — Почему она разрешает вон тому, что в белом костюме, чтоб он ее обнимал? Кто он ей?
Теперь я даже не знаю, могу ли я смеяться. Не знаю и того, как мне успокоить это маленькое наивное и ревнивое сердце. Сказать, что это выдумка, что это только такое представление? Поймет ли она?
Пока я мысленно задаю себе эти вопросы, Маргаритка встает и убегает между рядами стульев.
— Ты куда? — вздрагиваю я. — Сиди на месте!
— Я пойду к ней, — сердито говорит она. — Я все ей скажу… все… Такой хороший папа, а она других обнимать…
И Маргаритка исчезает за дверью служебного входа.