Маргаритки для одинокой леди
Шрифт:
— Я раньше думала, что такие совпадения только в кино бывают...
— Ты о чем?
— Потерять баллончик в тот самый момент, когда...
— Можешь продолжать верить в законы жанра, — усмехнулся Ильин. — Вряд ли она его потеряла. На баллончике небольшая царапина, его бросили, он стукнулся о забор у входа на площадку. Никто ничего не ронял, баллончик бросили, и бросили с достаточной силой. Отпечатков, конечно, нет, есть микроследы тех же волокон, что и на чулках. От садовых перчаток. А как тебе хозяйка?
— А никак. Того, что она знает, ты из нее клещами не вытянешь.
— А она что-то знает?
— Наверняка, — фыркнула я. — Либо узнала
— А тебе?
— И мне не расскажет. Вообще никому. Кремень-дама. Мне бы десятую долю ее выдержки...
— Не кокетничай. И так хороша. Болтаешь, конечно, много, но терпимо.
Вот и пойми — не то тебя по голове погладили, не то по носу щелкнули.
— Слушай, Ильин, тебе никогда не говорили, что от зависти волосы выпадают? Будешь лысый, как глобус, а?
— Язва ты, Маргарита Львовна, как только тебя начальство терпит, а? — Ильин точно передразнил мою интонацию.
— Начальство, дорогой мой милиционер, любит меня именно за эти качества. За общую вредность и частные завиральные идеи. Да и ты, по-моему, тоже. Скажешь, не так?
— Так, солнышко мое ядовитое, не переживай. — Ильин никогда не забывает о деле. — С психиатрами я поговорил. С четырьмя. Чуть сам не свихнулся. Они, как водится, мнутся, мол, можно по-разному обстоятельства истолковывать, но в целом, готовы согласиться и с твоей версией.
— С какой из них?
— Насчет нормального человека. Относительно нормального. То есть определенно ни один не высказался, но склоняются к тому, что подобного рода тип вряд ли стоит на учете.
— А пол?
— Как обычно, паркетный. То есть, опять же не наверняка, но вполне возможна женщина. Так что, давай свои идеи, генератор, — он улыбнулся.
— Погоди... А Костик, была у него Марина или не была?
— А, приятель ее. Возвышенные страсти, — герр майор явно злился, и всерьез. Вот только по какому поводу, непонятно. Так же, как непонятно, почему он начал рассказывать о взаимоотношениях Костика и Марины, вместо того, чтобы ответить на простейший вопрос. Что-то нервный стал господин Ильин, не к добру. — Она балерина, он пианист — р-романтика. Он, кстати, готовился на какой-то там международный конкурс. Через месяц. В Бельгии. Представляешь, какая это публика? — Никита тяжко вздохнул. — Парню сейчас несладко, а алиби железное, как и в предыдущих случаях. Марина действительно была у него, проводить он не мог, мама болеет. Через полчаса после ухода Марины приходила медсестра делать укол. Давняя знакомая семьи, так что после укола этот Костик ее еще чаем угощал. От его дома до вас около часа езды. На машине минут двадцать. Так что, если он не обладает фантастической способностью находиться одновременно в двух местах…
— Он тебе чем-то не нравится? — не выдержала я.
— Да нет, — он поморщился. — Просто эти все, люди искусства, они ведь немного сдвинутые. Но тут время не позволяет.
— Ну, тогда остаются только знакомые Альбины. Что-то ведь она знает, кого-то покрывает...
— Знакомые... Значит, и коллеги по школе, и однокашники по институту, и бывшие ученики...
— Не все же, — возразила я. — С кем-то она была ближе, правильно? Вряд ли человек станет защищать кого-то, совершенно чужого, нет? Даже среди учеников кто-то обычно выделяется...
— Конечно, конечно, — согласился Ильин. — А если тебе показалось?
— Ну, значит, не судьба. Но от чего-то все равно надо отталкиваться?
Никита покачал головой и надолго замолчал. Полез в холодильник, влил в себя едва не полбутылки минералки, умылся из-под крана, сел на место, вздохнул тяжело...
— У первой из жертв полтора года назад подруга вышла замуж в Австрию. До этого у нее была любовь с одноклассником, и в школе, и позже. Кстати, школу они заканчивали как раз вот эту, здешнюю. — Ильин показал на видневшуюся среди деревьев крышу, по которой лазили трое подростков. Что же это из всех так на высоту тянет... — Типичная школьная любовь. А потом девушке попался этот австриец. То есть, собственно, француз, а живет в Австрии. Тут же случился абсолютно скоропостижный роман. Ты будешь смеяться — на почве изучения французского.
— Да, это говорят, очень способствует погружению в иностранный язык.
— Ну вот, и допогружались. Лямур, тужур, мон шер, погаси абажур. Мальчик-одноклассник сильно переживал, родители рассказали, что он месяц пролежал носом в стену, острые предметы от него прятали, одного не оставляли.
— О-ля-ля! И где тот брошенный и обиженный?
— Брошенного и обиженного мы, к сожалению, пока разыскать не можем. Родители ничего о нем не знают, он прописан здесь, но давно с ними не живет. Ушел из дому и из университета, как отрезал.
— А как же армия? Военкоматы ведь своих «пациентов» из-под земли достать могут.
— Белый билет у него, что-то там с сердцем.
— Тоже неплохо. А что за мальчик, чем занимался?
— Тихий домашний мальчик, занимался — и серьезно — историей.
— Какой? — поинтересовалась я.
— Средневековье вроде, точнее не скажу. Саша Жильцов, — предупредил Ильин вопрос, готовый уже сорваться с моего языка. — Только, как ты сама понимаешь, сейчас он может быть и не Саша, и не Жильцов. И вообще может выглядеть неизвестно как, и находиться где угодно, от Чечни до Японии. Тем более, что внешность как раз подходящая: черненький, смуглый, и тип лица ближе к монголоидному. Но сколько таких, — Ильин махнул рукой и усмехнулся. — Единственная примета, если это считать приметой — характерный шрам на левом предплечье. Даже не один шрам, а несколько. Семь круглых пятен, одно за другим, цепочкой. У запястья самое крупное, к локтю помельче.
— Ожоги?
— Ожоги, — подтвердил Никита. — Только я тебя умоляю: не пытайся разыскивать его сама.
— Да? А зачем же ты мне все это рассказал? — поинтересовалась я, а сама подумала: где же можно разыскать мальчика, всерьез увлеченного историей средневековья и склонного к театральным трагедиям? В читалке? Он ушел из универа. В архиве? В какой-нибудь экспедиции? Вообще-то...
— Честно говоря, в расчете на твои завиральные идеи. Но сделай одолжение, сообщи их мне, а сама не рыпайся. Пожалуйста. Если это он... Я не собираюсь тебя пугать, но это в самом деле опасно.
— Знаешь, Ильин, ищи лучше сам своего маньяка…
Никита поперхнулся кофе.
— Воистину, от тебя всего можно ожидать... Но чтобы такого! Будешь сидеть смирно и никуда не полезешь? Обещаешь?
— Обещать не буду, не люблю. Но вряд ли полезу.
Никита долго думал, потом вздохнул и высказался — как от сердца оторвал:
— Кстати, мы чулки нашли. То есть, определили.
— Покупателя?! — вскинулась я.
— Ну вот, а говоришь, что никуда не полезешь, — Никита засмеялся и потрепал меня по макушке. Вот интересно, откуда появляется ощущение, что он старше меня лет на двадцать? Я мотнула головой, как лошадь, и сбросила его руку.