Мари Галант. Книга 2
Шрифт:
Королевский судья услышал, как тяжело задышал Лефор. Он продолжал:
– Раньше, чем заботиться о судьбах королевства и колонии, вы обязаны повиноваться его величеству, не забывайте об этом. Знайте, что преступно действовать так, словно вы правы, давая этим понять, что король ошибается. Справедливость творить в одиночку нельзя. Кстати сказать, никто не вправе обсуждать решения короля. Вы ничего не смыслите в государственных делах, а король – владыка, он представляет Бога на земле, не забывайте…
Лефор снова тяжело задышал, словно из его груди вот-вот было готово выпрыгнуть
– Итак, я жду, когда вы мне пообещаете, что не будете покушаться на жизнь шевалье никаким способом, – прибавил господин Тардье мягче. – В обмен на это обещание я верну свободу вам и вашим спутникам, и вы сможете покинуть этот особняк.
Ив поднял голову и внимательно посмотрел на человека, говорившего с ним ласково, но в то же время лишавшего последней надежды на спасение Мари и состояния ее сына Жака. Он почувствовал себя вовлеченным в воздушный поток, вихрь отрывал его от земли и уносил в иные пределы. Он говорил себе, что впервые в жизни по доброй воле готов согласиться остаться безоружным. Дав слово, он будет бессилен что-либо изменить, и его обещание станет охранять шевалье надежнее любого оружия. Флибустьер ставил на карту свое честное имя, рискуя предать дружбу, любовь, память о генерале Дюпарке!
Лефор растерялся, оказавшись перед чудовищным выбором.
– Ну как, даете слово? – теряя терпение, снова спросил начальник уголовной полиции.
– Боже мой! Да я вынужден дать вам это гнусное обещание, – признал Ив. – Бог свидетель, я предпочел бы скорее подвергнуться публичному унижению, пытке, чем подчиниться вашей воле. Вы – первый, кто уничтожает Ива Лефора. Я сражен!
Жак Тардье ласково улыбнулся:
– Спасибо, капитан. Кажется, я понял, что значит ваше слово. Думаю, шевалье нечего вас опасаться. Теперь я предпочел бы узнать о ваших планах на будущее.
– Я иду к шевалье, – признался искатель приключений.
Тардье вздрогнул и закрыл лицо руками:
– Как это к шевалье? А ваше слово?
– Я, кажется, забыл по легкомыслию вам сказать… – со смиренным видом пояснил Ив. – Дабы наверняка узнать планы Виллера и помешать их осуществлению, я притворился его верным другом, разделяющим его взгляды. В обмен на мою помощь он обещал мне полковничий патент…
Тардье торопливо его перебил:
– Вот видите! Я же говорил! Раз Виллер вам это обещал, он сдержит слово! Он пользуется расположением короля и выхлопочет вам этот патент, будьте покойны! На вашем месте я согласился бы и пальцем не пошевелил больше, предоставив отцу Фейе выпутываться в одиночку. В конце концов, не вас же отправил с поручением Высший Совет!
– Господин начальник уголовной полиции, – заметил Ив. – Вы беретесь судить о том, в чем ничего не смыслите! На что мне звание полковника, если меня будет мучить угрызение совести, – ведь в результате грязного торга я совершу ужаснейшую подлость, которая может стоить гибели процветающей колонии. Нет-нет, я увижусь с шевалье де Виллером и скажу ему правду. Я ему признаюсь, почему не смогу проткнуть его шпагой и как получилось, что я оказался перед ним слабее ребенка. Единственное, на что я могу надеяться, – образумить его. Может быть, мне удастся
Жак Тардье с сомнением покачал головой. Постепенно он начинал осознавать, что стоящий перед ним герой и силач невероятно наивный человек. Судье стало жаль флибустьера, который, точно невинный ребенок, попал в огромный город и теперь беспомощно озирался. Что он будет делать? К чему придет? В Париже одной шпагой не повоюешь. Напротив, все подчиняется законам тончайшей дипломатии, придворной закулисной игре. Судьбы всех без исключения находятся в руках кардинала и его величества. Нет, Ив ничего не добьется.
Жак Тардье прочистил горло, погладил бородку, потом поднялся и подошел к флибустьеру:
– Я думаю, что, действуя, как вы это себе представляете, вы лишь вооружите против себя врага. Он узнает, что ему нечего вас опасаться. А вот если он по-прежнему будет видеть в вас своего друга, вы, может быть, сумеете воспользоваться этим недоразумением и увидеться с королем раньше шевалье.
– В этом-то все и дело! – вскричал Ив. – Нам с отцом Фейе как можно раньше нужно увидеть короля или его высокопреосвященство!
Жак Тардье замешкался, но быстро взял себя в руки и принял твердое решение:
– Карета, доставившая вас сюда, ждет внизу. Едемте в Лувр вместе с отцом Фейе. Я скоро увижу кардинала и попытаюсь добиться у него аудиенции для вас. Но ради всего святого, прошу вас не произносить моего имени рядом с именем Виллера…
– Я обязан вам до гробовой доски, – поблагодарил Лефор. – Клянусь честью, никто лучше меня не знает, что значат эти слова…
– Идемте, – просто сказал начальник уголовной полиции, надевая широкополую шляпу.
Он увлек Ива за собой. На лестнице их ждали отец Фейе и отец Фовель, снедаемые беспокойством. Появление обоих собеседников их успокоило. По приглашению королевского судьи они последовали за ним и Лефором к карете. Вскоре она покатила к Лувру.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В Лувре
С первых лет своего правления Мазарини, крестный отец короля, поселился в Пале-Рояле, рядом с королевой; для нее он хотел быть рабом, поклявшимся своей повелительнице в верности. Король и королева в те времена, находясь в полном одиночестве из-за собственного всемогущества, искали такого преданного человека; и услужливый неаполитанец завоевал полное доверие королевы, что позволило ему самому составить свое состояние и завоевать власть.
Юный король, его крестник, вынужден был таить от столь изворотливого, скрытного министра, как и от придворных, свои сокровенные мысли. Некоторые поговаривали, что король сердится на кардинала за то, что тот завладел сердцем его матери; но юноша был благодарен этому иноземцу, потому что мог полностью на него положиться, к тому же кардинал спас ему корону, а может быть, и жизнь во время Фронды, когда королю пришлось бежать от гнева народа. Он уважал и почитал своего крестного отца, а тот относился к августейшему ребенку, как к родному сыну.