Marilyn Manson: долгий, трудный путь из ада
Шрифт:
Правой рукой он вытащил из-за пояса пистолет, резко поднял руку и несколько раз выстрелил – причём отдача от каждого выстрела всё более нацеливала пистолет на нас. Когда патроны кончились, и пошлёпал к нам. Я стоял там совершенно изумлённый, когда он толкнул меня и повалил на землю, толкнул Джона, отнял бутылку Mad Dog, и в секунду опустошив её, швырнул в траву. Вытерев губы джинсовым рукавом, он пробормотал что-то, напоминающее строчку из песни Оззи Осборна «Suicide Solution» и побрёл в дом.
«Это брат мой, чувак», – сказал Джон, и его лицо, бледное от страха ещё секунду назад, теперь
Мы пошли за братом в дом, увидели, что он захлопнул дверь в свою спальню и заперся. Джону не позволялось даже ногой ступать в комнату брата под страхом болезненной кары. Но он знал, что там творится: чёрная магия, хеви-метал, самоистязание и тайное употребление наркотиков. Эта комната, как и подвал деда, меня и пугала, и притягивала. И хоть напугался я сильно, но не желал ничего, кроме как увидеть, что там внутри.
Мы с Джоном пошли в сарай – или, скорее, в деревянный скелет того, что было когда-то сараем – где заныкали бутылку Southern Comfort, собираясь дождаться, что попозже вечером брат пойдёт куда-нибудь.
«Хочешь увидеть чо-то реально крутое?», – спросил Джон.
«Конечно», – кивнул я. Я всегда был за чо-то реально крутое, особенно если Джон это таковым считает.
«Но ты, сука, пообещай, что никому, блин, ни слова не скажешь».
«Обещаю».
«Не, обещания мало, – решил Джон. – Хочу, чтоб ты матерью своей, сука, поклялся… Не, так: клянись, что если ты кому-нибудь когда-нибудь хоть что-нибудь расскажешь про это, то член твой сморщится, загниёт и вообще отсохнет нафиг».
«Торжественно клянусь, что если я только что-нибудь кому-нибудь когда-нибудь расскажу, то член мой отсохнет, а я сдохну», – серьёзно произнёс я, хорошо понимая, что в последующие годы член мне понадобится.
«Сосиска получает всё, – усмехнулся Джон, довольно ощутимо стукнул меня в мышцу под плечом. – Пошли, сосиска». (Обыгрывается выражение winner take all – «победитель получает всё», которое Джон заменил на wiener take all – «сосиска/колбаска получает всё», – прим. пер.)
Он завёл меня за сарай, и мы поднялись по лестнице, где сено сушится. На соломинках обнаружилась засохшая кровь. А кругом лежали трупики птиц, располовиненные змеи и ящерицы, разлагающиеся кролики с копошащимися в них червями и жуками.
«Вот тут вот, – провозгласил Джон, указав на большую пентаграмму на полу, с красными подтёками, – брат мой проводит чёрные мессы».
Всё это напоминало какой-нибудь дрянной фильм ужасов, где неугомонный тинейджер дилетантски полез в чёрную магию и зашёл слишком далеко. Там на стенах висели даже портреты учителей и бывших девушек – в запёкшейся крови, с непристойными надписями жирными зазубренными штрихами. А Джон, как будто играя роль в этом фильме, повернулся ко мне и спросил: «Хочешь увидеть нечто ещё страшней?»
Меня раздирало. Наверное, на сегодня я уж достаточно увидал. Но любопытство взяло верх, и я кивнул согласно. Джон поднял с пола грязный побитый The Necromicon, книгу заговоров, в которой, как он заявил, – заговоры чёрной магии из Тёмных веков. Мы вернулись домой, Джон загрузил в рюкзак фонарики, охотничьи ножи, что-то поесть и несколько побрякушек, по его словам, обладающих волшебной
Путь к тому месту лежал сквозь сливную трубу, начинавшуюся у дома Джона и проходившую под кладбищем. Мы шли в ней, согнувшись в три погибели, утопая в илистой, засранной крысами воде, не видя ни входа, ни выхода, всё время держа в уме, что в грязи по обе стороны, – мертвые тела. Не думаю, что когда-либо в жизни сверхъестественное пугало меня больше. Во время этой одиссеи длиною в полмили любой тихий звук усиливался зловещим эхо, и мне всё казалось: это мертвецы стучат в трубу, это зомби сейчас прорвутся, схватят меня и живьём похоронят.
Когда мы наконец вылезли на той стороне, мы были с ног до головы покрыты тонкой плёнкой сточных вод, паутины и грязи. Мы оказались в тёмном лесу не пойми где. Полмили брели по зарослям, и тут вдруг показался большой дом. Вокруг него тоже всё заросло, как будто лес пытался вернуть себе отвоёванное у него пространство, а каждый сохранившийся кусок бетона был разрисован пентаграммами, перевёрнутыми крестами, прославлениями сатаны, логотипами метал-групп, а также словами и фразами вроде «хуесос» и «трахни свою мать».
Мы расчистили виноградные лозы и сухие листья, покрывавшие открытое окно, влезли внутрь и осмотрели комнату, светя фонариками. Увидали мы крыс, паутину, битое стекло и старые пивные банки.
По тлеющим в углу комнаты уголькам мы поняли, что здесь недавно были люди. Я обернулся: Джон исчез.
Я нервно позвал его.
«Подымайся, – крикнул он с верха лестницы. – Смори, чо тут».
И хотя я начал было уже паниковать, но последовал за ним, по лестнице, сквозь заставленный дверной проём. Комната выглядела нежилой. На полу валялся полусгнивший матрац, усеянный иглами для подкожных инъекций, скрученной ложечкой и другими причиндалами для употребления наркоты. А вокруг матраса, на полу, лежали страницы из гей-пор-журналов, и на них – презервативы, полдюжины, наверное, – похожие на высохшие змеиные шкурки.
Мы прошли в другую комнату – совершенно пустую, с нарисованной на южной стене пентаграммой и непонятными рунами вокруг. Джон вытащил свой The Necromicon.
«Ты чо, блин, делаешь?», – спросил я.
«Открываю врата ада, дабы вызвать духов, что жили в этом доме». Он придал своему голосу самый зловещий тон, на который только был способен. Затем на пыльном полу пальцем нарисовал круг. И как только круг замкнул – снизу раздался резкий звук. Мы остолбенели, не дыша прислушались к темноте. Никаких звуков – только мой пульс, бьющий молотом в моей ярёмной вене.
Джон вступил в центр круга и полистал книгу в поисках подходящего заклинания.
Снизу послышался металлический грохот, ещё громче, чем первый. Если то, что мы вызывали – чем бы оно ни было – имело силу, то мы к ней явно не были готовы. Алкоголь в крови нашей тут же обратился в адреналин, и мы сломя голову понеслись по ступенькам, вылетели в окно и бежали по лесу, пока не начали задыхаться, потные, с пересохшими ртами. Уже темнело, несколько капелек дождя шлёпнулось на нас. В сточную трубу мы не полезли, шли домой через лес – так быстро, как могли, не проронив ни слова.