Маримба!
Шрифт:
– Правда.
– Мир огромный. Пусть там, на балтийском берегу, останется мое детство. А мы с тобой поедем дальше, да?
– Да, – кивнула я. – А мы поедем дальше… Подальше от ледяного ветра, холодного моря, крикливых чаек, белого влажного песка, а также от светлых улыбчивых глаз, от веселых, дружелюбных, равнодушных литовцев и твоей первой любви, Катька.
– Мам… – В Катькиных глазах блеснули знакомые веселые огоньки. – Но я кусочек своего сердца там оставила… Может, я за ним когда-нибудь и вернусь.
Я кивнула.
– И еще. И мы же так и не нашли с тобой белый янтарь. А это обязательно нужно – для счастья!
– Конечно!
– И
Я не стала говорить Катьке, что практически убеждена – за мысом ничего особенного нет, такой же пляж, длинный, бесконечный, с дюнами, соснами, чайками и белым песком. И какой-нибудь таинственный мыс вдали, до которого хочется когда-нибудь дойти. Пусть она думает, что за мысом, который ей маленькой казался недостижимо далеким, – прекрасная, непонятная страна. Не Литва, не Латвия, не Россия. Другая, сказочная. Там не предают, не забывают, не ищут сиюминутных радостей и не жалеют потом об этом всю жизнь. Там живут нестареющие Дюймовочки, летают принцы эльфов и вечно звучит прекрасная, волшебная, переливающаяся морем звуков маримба. И хороший, милый, улыбчивый принц Цепеллин смотрит, не отрываясь, на Катьку своими добрыми, внимательными, ну и ладно, что чуть близорукими глазами. Смотрит, и ему хочется играть, сочинять музыку и слышать в ней Катькин дивный голос.
В этот раз – наверно, в последний раз, когда мы были в чудесном приморском городке, – мы не дошли до мыса метров двести. Катька сама остановилась.
– Нет, мам, – сказала она. – Давай не пойдем. Пусть останется пока загадкой.
Пусть останется. Навсегда, в душе, этот мыс, за которым – щемящее, зовущее, и, увы, несбыточное.
Хотя… Кто знает. Возможно, в Катькином мире – другие законы и другие константы. Иная скорость света – ведь она сама излучает свет. Иная сила притяжения между любящими людьми. Другая реальность, творить которую – Катьке.
Шурочка. Дачная элегия
Все лето я на нее смотрела, проходя мимо участка сторожа, и думала: какая же вредная тетка! Маленькая, толстенькая, боевая, в сильно обтягивающих лосинках, с пронзительными яркими глазами, взгляд которых достает издалека. Глянет – не то что рублем подарит, а дырку прожжет.
«Сторож-то – мужик хороший, а вот баба его…» Мнение быстро определилось и тут же облетело садовое товарищество. И правда – спесивая, не здоровается, не улыбается, копается, копается на участке. «Да и участок-то откуда взялся? Был бросовый кусок земли около сторожки – а вот, на тебе, огород стала засаживать, заставила мужика где-то кустов смородиновых накопать – где, у кого? Не в лесу же он их нашел? Купил? А на какие такие деньги?» Кривотолки по участкам понеслись-поехали.
– Ишь ты! Ходит! Еще бы мини-юбку надела. Сама беззубая, рот ввалился, а туда же! Губы намажет, волоса накрутит на ночь – дура дурой в огороде копается!
– Да и нет у нее никакого огорода! Наша это земля, общественная! Мы на ней вообще детскую площадку хотели делать!
– Нет, зачем это нам площадка? У нас дети выросли! Не детскую, а волейбольную!
– И не волейбольную, а пинг-понг поставить!
– Пинг-по-о-онг? Это еще зачем? Чтобы мальчишки ваши у нас за забором орали день и ночь?
– А стоянку гостевую не хотите?
– Стоянку? За моим забором? Да
– Забор сначала подравняй до двух метров! Землемера она вызовет…
Добрые соседи сторожиху невзлюбили. Но потом кто-то догадался – сторожиху можно припахать к работе у себя на участке. И недорого. Не откажет. Боится. Всего боится. Жена-то она, оказывается, не настоящая, гражданская. Настоящая у сторожа Сани живет под Тверью, хорошая баба, говорят. Откуда знают? Да вот знают люди. Или думают так, глядя на эту, злобную, в обтягивающих штанках.
– Что ж баба в пятьдесят лет штанки-то такие носит?
– С чего вы решили, что ей пятьдесят?
– А сколько?
– Да больше! Зубов-то вон нет. Да и вообще…
– Больше? А что, она старше его?
– А ему сколько?
– Ему – сорок девять.
– Сорок девять?! А выглядит на пятьдесят пять!
– Так работа тяжелая у него!
– У сторожа? Работа тяжелая?
– Ну раньше была тяжелая… Он то ли трактористом, то ли шофером в колхозе работал.
– Да колхозов давно нет! В каком колхозе? Пил небось горькую, вот и вид такой. И зубов нет, поэтому кажется старым.
– А почему он шапку никогда не снимает?
– Отметина страшная, говорят, на голове.
– Да что вы болтаете все подряд, женщины! На озере вместе мы с ним плавали как-то! Ничего у него на голове нет! Лысый он просто, стесняется!
– Ну да, молодуху привез, любовницу, вот и стесняется!
– Да какая она молодуха, старше его – все знают!
– Вот о чем и речь!
– А что это Григорьич защищает так Санька-то?
– Да работает мужик у него задарма, за пять рублей, вот он его и защищает! Полы все перестлал да крышу покрыл!
– Ну вы, бабы, даете!
– Кому даем, а кому и нет!
– Языки у вас, как ядохимикаты, честное слово!
Вот приблизительно так и формировалась репутация нового сторожа, который, тихо и скромно поработав год в садовом товариществе, на следующее лето привез подругу. Он – Саша и она – Саша. Очень трогательно. Постепенно все привыкли, что у сторожа появились женщина и огород. Даже надежнее. Она его держать будет. А что, он пьет? Да все пьют. Что ему еще зимой делать? А так – баба рядом, да на вид непьющая. Значит, всегда найдет, чем мужика занять. Вон – хозяйственная, все время что-то делает. То цветы сажает, то картошку, то белье развешивает – постирала в тазике…
Кто-то из соседей стал активно пользоваться услугами обоих сторожей – где подкопать в саду, где сорняки прополоть. Окно поменять, забор поставить новый… Платили им, по слухам, разное. Кто признавался – совсем мало, и всем советовал не баловать, а кто говорил, что платит нормально – люди порядочные, рукастые, что их обижать-то.
Я как-то попросила Саню открыть заклинивший замок. Заплатила двести рублей. Он был очень польщен. Потом позвала поправить накренившуюся трубу на бане. Заплатила пятьсот. Вообще был счастлив. Делал он все быстро, криво, на живульку, не на века, но меня вполне устраивало. Работало, держалось – и ладно. Дачу я снимала, каждый раз думала – последнее лето. Дочка подрастала, хозяйка жадная и вредная была – на следующий год я собиралась лето спланировать по-другому. Но подходило следующее лето, было не до поисков новой дачи, да и лучше места трудно было найти.