Марина и цыган

Арк Ева

– Ты просишь, чтобы я поймала котёнка? Но ведь он соседский и взять его – значит совершить кражу. А в нашем роду все были честными людьми: и дед, и прадед. Вот послушай, что случилось с одним нашим дальним родственником, который был нечист на руку.

И я поведала братцу услышанную когда-то от отца историю про Саньку-чёрта, получившего своё прозвище за непомерную удаль и озорство. В седле Санька сидел, как влитой, и на скаку рубил лозу шашкой, а когда вихрем проносился по станице, бабы крестились и плевались ему вслед:

– Чёрт поскакал!

Однажды Санька поссорился из-за чего-то с соседом. Подкараулив момент, когда последний

пошёл в баню, он подпёр дверь поленом, затем залез на крышу и закрыл отверстие в трубе кирпичом. Дым стал валить внутрь и бедный сосед, разбив окно, выскочил на мороз в чём мать родила. За этот и другие «подвиги» станичники, подкараулив как-то Саньку, разбили ему поленом до крови голову. Еле живой кое-как дополз он до своего дома. Но «учение» не пошло Саньке впрок. Одно время он даже спутался с цыганами и ездил с ними воровать лошадей, причём ни разу так и не попался. Лихой был Санька парень и ничего не боялся, да только никто не знает, где сложил он свою буйную головушку. Сгинул без вести во время гражданской войны и одна только дурная слава после него и осталась.

Мой рассказ произвёл на Толика громадное впечатление: слушая меня, братец даже рот открыл. А я, как бы подведя итог, спросила его в конце:

– Так неужели ты, как Санька, хочешь опозорить наш род воровством?

– Но мы ведь не насовсем его возьмём, а на немножко. Я только поиграю с котёнком и мы его отдадим! – снова захныкал Толик.

Мне стало жаль братца: скучно ему здесь без сверстников.

– Ладно, будет тебе котёнок!

– А ты говорила, что воровать плохо! – тотчас заметил Толик.

– Да. Но если ты собираешься взять его на время, а потом – вернуть, то это называется не воровством, а заимствованием.

Затем я случайно бросила взгляд в сторону открытого окна и неожиданно обнаружила примостившегося на подоконнике Вадима, который внимательно слушал нашу с братцем беседу. Однако при виде моих нахмуренных бровей парень поспешно испарился. Толик же, посмотрев ему вслед, сообщил:

– Марина, а мне дядька чужой сейчас сказал на улице: «Хочешь яблоко? Тогда ответь, что твоя сестра делает?»

– Какой дядька? – с удивлением переспросила я. – Этот, что здесь был?

– Нет, другой, здоровый, у которого я яблоки украл! – сообщил мне братец и, довольный, рассмеялся.

Сообразив, что он имеет в виду Федю, я тоже улыбнулась:

– И что ты ему ответил?

– А я яблоко взял и убежал!

Приказав Толику никуда не уходить и дожидаться меня, я вышла на улицу и огляделась по сторонам. На дверях Димкиного дома висел замок, а возле ворот сидел котёнок красивого дымчатого цвета, с которым я играла в первый день приезда сюда, и тёр мордочку лапой. Приблизившись к нему, я снова оглянулась и мне показалось, что росшие по краям оврага кусты слегка колыхнулись. В этот момент из открытого окна высунулся Толик. Махнув ему рукой, я ухватила котёнка за шёрстку и спрятала под «газеткой». Тот сразу же забарахтался и сделал попытку освободиться, царапая мне кожу острыми коготками. Не обратив на это внимания, я неторопливой походкой направилась к нашему дому. Внезапно из-за кустов высунулась сначала голова Феди, а потом – Вадима. Я повернулась к ним боком и ускорила шаг, прижимая к себе драгоценную добычу. В ответ котёнок громко мяукнул. Парни вытянули шеи, но я уже была во дворе.

Как фокусник, вытащив перед восхищённым братцем котёнка, я опустила его на пол и смазала царапины

на животе дядькиным одеколоном. Затем мы с Толиком налили молока в блюдце. В ответ котёнок громко замурлыкал и принялся лакать его розовым язычком. Напившись молока, он быстро освоился и принялся носиться по залу вместе с моим братцем. Из опасения, как бы они не разбудили мать, я предложила Толику пойти погулять. Братец было заканючил, что ещё не наигрался с котёнком, но потом согласился запереть того в кухне, где он будет в полной сохранности до нашего возвращения.

Взяв Толика за руку, я медленно шла по улице, чинно здороваясь со всеми встречными бабами, которые, останавливаясь, смотрели нам вслед. Ещё издали я увидела деревенских, расположившихся на своём излюбленном месте. В свою очередь, заметив нас с братцем, они принялись призывно махать мне руками. Однако я задержалась возле большой кучи песка, сваленной под чьим-то домом. Дети, примерно ровесники Толика, лепили из него куличи и строили замки. Им было очень весело.

– Примите моего братца в игру, - сказала я и, оставив с ними Толика, направилась к деревенским.

Они встретили меня очень радушно, усадили на скамью и спросили, почему я так долго не появлялась.

– Мама вернулась и я была занята.

Мой краткий ответ вполне всех удовлетворил и деревенские стали просить меня продолжить повествование о королеве Марго. Время от времени я не забывала поглядывать сторону Толика. Но мой братец увлечённо копался в песке вместе с другими детьми.

Особенно поразил моих слушателей финал истории, когда Маргарита Наваррская и её подруга, выполняя клятву, данную своим казнённым любовникам, унесли их отрубленные головы с тем, чтобы забальзамировать и хранить вечно. Одна из девчонок, вздохнув, сказала:

– Вот это любовь!

– Ты бы, наверно, так не смогла, - поддразнил её кто-то из парней.

– Куда ей! Она и мышей боится! – поддержал его другой.

– А ты, Марина, решилась бы на такое? – неожиданно обратился ко мне Димка.

Все притихли и посмотрели на нас. В ответ я неопределённо пожала плечами и устремила взор куда-то за горизонт. При этом по моим губам скользнула улыбка. Вдруг мой сосед громко воскликнул:

– Марго!

Вздрогнув, я обернулась и все заулыбались. (После этого почти целую неделю деревенские называли меня «Королева Марго»).

С того места, где мы сидели, был хорошо виден продуктовый магазин. В это время к нему подъехала крытая машина из района с различными товарами, которые начали продавать прямо с борта. На машине прибыла также женщина в белом халате. Установив возле магазина весы, она стала взвешивать всех желающих за три копейки. Тогда кто-то из деревенских предложил пойти взвеситься. Парни начали рыться в карманах в поисках мелочи, а некоторые побежали домой за деньгами. Шумной оравой мы устремились к магазинчику. Хотя денег с собой у меня не было, я пошла вместе со всеми за компанию. Первыми стали взвешиваться девки, за которых платили, разумеется, парни. Нужно заметить, что в деревне полнота считалась неотъемлемым признаком красоты. Так, если вес очередной девчонки оказывался больше, чем у предыдущей, она имела все основания гордиться. Больше всех весила толстая Анька. Когда весовщица объявила: «Шестьдесят девять килограммов», она бросила победный взгляд на притихших подруг. Наконец, подошла очередь парней и на весы ступил было одной ногой Федя, но тут Димка спросил: