Маринисты

Сазанович Елена Ивановна

А потом, сидя в гостиной Бережнова, я извинялся перед ним всеми словами, на которые был горазд мой словарный запас.

– Ну же! Ну, перестаньте, Тим! Ваш поступок вполне объясним. На вашем месте, я думаю, так поступил бы каждый. Хотя… Хотя я по прежнему за словесную силу, но только не за физическую.

– Я словесной силой слабо владею, – попытался вяло отшутиться я. – Значит, все в порядке, Док?

Он дружески похлопал меня по плечу. Вопросов у меня накопилось уйма. Но в данный момент меня волновало одно.

– И все-таки что с ней, Бережнов?

Он вздохнул и развел руками.

– Если бы я смог вам на это ответить. Она появилась в моем доме совершенно здоровой,

я бы сказал, полной сил. Да и сейчас… Это все странно, Тим. Она и сейчас фактически здорова. Отличное давление, отличное сердце, отличное дыхание и прекрасные анализы. Я ничего не понимаю. Это случилось с ней буквально в последние дни. Вначале она жаловалась на слабость. А вчера вечером и вовсе слегла. А сегодня ночью вы ее застали без сознания. Если бы я знал, что вам ответить. И поверьте, меня ее состояние волнует не меньше.

Я Бережному уже безоговорочно верил. К сожалению. Марина успела рассказать не так уж и много.

Это случилось четыре года назад. Через пару дней после нашего очередного расставания. Он появился внезапно. Густая борода, широкополая шляпа и темные очки. Типичный яхтсмен – белая рубаха, белые штаны и черный галстук. Он был интеллигентен, умен, обаятелен и внушал доверие. Незнакомец представился моим лучшим другом, приехавшим от моего имени с целью осмотреть яхту, которую я якобы собираюсь снять у него на время медового месяца. Он много рассказывал обо мне, подчеркивал детали, которые могли быть известны только близкому мне человеку.

– Тим обязательно скоро подъедет. Ему еще надо чуточку утрясти дела. А дела его идут прекрасно, Марина, – и он широко улыбнулся.

И Марина поверила его улыбке. Поверила его словам. И тотчас уплыла с ним. Уплыла вдаль, в море. И она исчезла на четыре года. И оказалась пленницей этого странного человека. Они жили на огромной яхте, окруженной со всех сторон высокими скалами. Она ни в чем не нуждалась. И все время проводила в одиночестве. Он мало с ней разговаривал, не трогал ее, даже не прикасался. И только издали иногда как-то странно разглядывал ее, то ли восхищаясь ею, то ли пугаясь ее. Позднее она стала позировать ему. Она уже смирилась с этим, так как ее попытки к бегству были совершенно напрасны. Втайне она радовалась, когда он в бессилии бросал кисть на пол и топтал свои неудавшиеся картины ногами. У него ничего не получалось. Вскоре он смирился со своим поражением. А она даже начала к нему привыкать. Он не причинял ей зла, он окружил ее книгами, музыкой, одиночеством, которое она всегда любила. Но меня она любила гораздо больше. И никогда не оставляла мысли о бегстве. И ей однажды повезло. Она вкратце рассказала о своем побеге. И спас ее никто иной как немой. Он неожиданно появился на лодке. Что он делал в этом пустынном месте – она не имела понятия. А он, конечно, молчал. Она приказала ему плыть к поселку. Они чудом добрались к дому. Но Марина понимала, что этот человек крайне опасен. И, если один раз он ее похитил, он не откажется от этой мысли никогда. Бежать ей было не к кому. До города было далеко – ее могли легко перехватить. А в деревне могли выдать первому встречному. Оставался – Бережнов. Бережнов, которому она никогда не доверяла оставался единственным шансом на спасение. К тому же никому в голову не могло придти ее разыскивать у него, у дока с которым у нее всегда были напряженные отношения. Марина рассказывала мне эту историю быстро, сбивчиво, что-то пропуская, что-то не договаривая, словно боялась не успеть. Ее силы таяли на глазах.

– Тим, – она взяла мою руку и приложила к своей бледной щеке. – Тим, все это так странно, меня не покидает ощущение, что я где-то уже видела этого человека. Даже я

знаю его, но это совершенно невозможно… Мои мысли путаются, мне нужно тебе еще много сказать, но я не могу… Пока не могу… И все-таки этот человек… – она бессильно закрыла глаза. Ей уже совсем тяжело было говорить.

– Не надо, Марина. Я уверен, совсем скоро ты поправишься, наберешься сил. Впереди у нас еще целая жизнь. Мы еще успеем наговориться… А теперь тебе надо спать. Вот увидишь, завтра ты проснешься с новыми силами и все расскажешь…

Пока ответы на остальные вопросы мне мог дать только доктор.

– Итак, Бережнов, я, безусловно, вам благодарен. Но главную ошибку вы все-таки совершили. Почему вы сразу нам ничего не рассказали? Почему?

– Почему? – его очки блеснули. – А вы не догадываетесь почему? Вы так внезапно появились в нашем поселке после четырех лет своего исчезновения! И именно в дни, когда сбежала Марина. Это выглядело странным совпадением. Разве не так? А вы так и не объяснили мне цель своего приезда.

– Вы меня в чем-то подозревали, Бережнов?

– В той же степени, в какой и вы меня. Верил, но не доверял. Кстати, вы также внезапно появились и тогда, много лет назад в нашем поселке, спустя каких-то нескольких дней после загадочной смерти Самойлова. Почему я должен был вам доверять? И потом… – он запнулся, – я не имел на это право. Марина сама попросила меня пока ни о чем не рассказывать, чтобы вы не успели наделать глупостей и не спугнуть человека, которого она подозревала.

– Кого она подозревала?

Доктор пожал плечами.

– Она никогда не говорила об этом. Она даже как бы и не подозревала. Все было построено на каких-то бездоказательных ощущениях. Впечатлениях. Кстати, ее впечатлительности я тоже не доверяю. В вас она, безусловно, не сомневалась, не пугайтесь так, Тим. Но отлично понимала, что одно неосторожное движение – и вы можете даже и не подозревая, навести на след.

Я задумался. Накопилась уйма вопросов. И так не хватало Головы, чтобы привести их в порядок.

– Давайте начнем непорядку, Бережнов. Вы… Вы лично что-нибудь знаете о Марине? О ее прошлом?

Бережнов усмехнулся.

– Об этом не знает даже она, Тим.

Я вопросительно поднял брови.

– Впервые она себя осознала уже будучи в доме Самойлова. А до этого, – Бережнов развел руками. – А что случилось с ней. До этого она, увы, ничего не помнит. Это похоже на амнезию, молодой человек.

– Но, Самойлов! Самойлов же должен был ей что-нибудь объяснить.

– Он и объяснил. Но его объяснения мне кажутся не совсем убедительными. Он, пожалуй, знал гораздо больше. Но у него, видимо, были причины это скрывать. За что он, возможно, и поплатился.

– Но что, что же он ей объяснил, док?

– Объяснение было очень простым. Что нашел ее без сознания на дороге. Пытался узнать о ее прошлом, но безуспешно. Советовал никому не рассказывать о том, что произошло. Ведь прошлое может оказаться самым неожиданным, и далеко не в ее пользу. Советовал отделываться молчанием. Звучит правдиво, но не настолько, чтобы это было правдой.

– Но Марина? Неужели она сама… Сама не была заинтересована узнать о себе правду.

– Наверное, была. Но, возможно, боялась этой правды. К тому же она целиком доверяла Самойлову. Он ее спас. Он стал для нее самым родным человеком. А его внезапная загадочная смерть совсем напугала ее. И она решила молчать, как когда-то советовал он. Решила, что если и узнает что-нибудь, то никого не впутывая в это дело. Вот поэтому она и бегала в старую усадьбу после смерти художника. Она пыталась сама докопаться до истины, но увы безуспешно.