Марион Фай
Шрифт:
— Не думаю, милорд.
— Отчего же нет, мистрисс Роден? Разве это не лучше, чем если я пойду один?
— Надеюсь, что вы совсем не пойдете.
— Пойду несомненно. Я считаю себя обязанным, по всем законам чести, сказать ей, что она со мной сделала. Тогда она может рассудить, что для нее лучше.
— По крайней мере сегодня не идите, лорд Гэмпстед. Позвольте мне просить вас хоть об этом. Подумайте, как важен шаг, который вы сделаете.
— Я об этом думал, — сказал он.
— Марион — золотая девушка.
— Я это знаю.
— Золотая, говорю
— Тронута она, я надеюсь, будет. Что же касается до ослепления — я в него не верю. Есть глаза, которых не ослепил никаким ложным блеском.
— Но если б она и была тронута, — продолжала мистрисс Роден, — неужели вам, которому предстоят такие обязанности, хорошо жениться на дочери Захарии Фай? Выслушайте меня, — сказала она, видя, что он пытается прервать ее. — Я знаю, что мы хотите сказать, и многому из этого сочувствую, но обществу не может быть полезно, чтоб сословия смешивались внезапно и грубо.
— Что ж тут было бы грубого? — спросил он.
— В настоящих условиях лордов и лэди, герцогов и герцогинь, им не очень бы понравилось, если б им представили Марион Фай, как равную. Знаю, что лорды и прежде женились на девушках скромного происхождения и что жены довольствовались своею домашнею ролью. Кое-что из этого я изведала, милорд, испытала… по крайней мере видела всю горечь этого. Марион Фай зачахла бы от таких оскорблений. Быть Марион Фай — с нее достаточно. Быть вашей женой и не считаться достойной быть ею, далеко бы ее не удовлетворило.
— Ее сочтут достойной.
— Вы можете превратить ее в лэди Гэмпстед, просить для нее представления во двору, осыпать ее брильянтами, заставят ее занять место, соответствующее вашему высокому общественному положению, но можете ли вы заставить жену отца вашего дружески ей улыбнуться? — На это Гэмпстед не нашел ответа. — Как вы думаете, была ли бы Марион довольна, если бы жена отца вашего хмурилась, глядя на нее?
— Жена отца моего еще не все.
— Она, по необходимости, имела бы большое значение в глазах вашей жены. Подождите неделю, милорд, месяц, обдумайте это. Пока она еще ничего от вас не ожидает, еще в вашей власти избавить ее от горя.
— Я сделал бы ее счастливой, мистрисс Роден.
— Подумайте, подумайте.
— Да и самого себя также. Мои чувства вы тут ставите ни во что.
— Ни во что, сравнительно с ее чувствами. Видите, как я с вами откровенна. Допустим, что сердце ваше несколько времени проболит, что вы действительно любите эту девушку настолько, что чувствуете, что она необходима для вашего счастья. Но неужели вы не сознаете, что если она будет для вас недоступна, вы оправитесь от этой раны? Как мужчине, вам еще останется много лет для исцеления, прежде, чем молодость не отлетит от вас. Вы несомненно найдете другую женщину и будете с ней счастливы. Для нее, если она потерпит здесь неудачу, другого случая не представится.
— Я постарался бы, чтоб этого «случая» было с нее довольно.
— Вы так думаете; но если вы оглянетесь
Он медленно поднялся со стула и оставил ее, почти не говоря ни слова. Она убедила его подождать неделю.
Сердитый спустился он с лестницы, отворил входную дверь и… встретил Марион Фай.
— Марион, — сказал он, и в голосе его вылилась вся нежность, наполнявшая его сердце.
— Милорд?
— Войдите, Марион, на одну минуту.
Она последовали за ним, они остановились внизу лестницы.
— Я приехал узнать, как вы себя чувствуете после нашего маленького собрания.
— Я совершенно здорова, а вы?
— Я гостил у отца, иначе я приехал бы раньше.
— Зачем же вам беспокоиться?
— Есть, есть зачем… Иначе я не так бы обеспокоился. Я и теперь озабочен. Мистрисс Роден не хотела идти со мной, — продолжал он, указывая на лестницу, на которой теперь стояла хозяйка.
— Она сказала мне, что не хорошо, что я приехал, но я приеду как-нибудь на днях. — Он был почти вне себя, говоря это. Девушка до такой степени была ему по сердцу, пока он стоял тут, близко от нее, чувствуя на себе ее влияние, что он не в силах был сдерживаться.
— Взойдите наверх, дорогая Марион, — говорила мистрисс Роден, с площадки. — Едва ли удобно держать лорда Гэмпстеда у дверей.
— Конечно, не удобно, — сказала Марион. — Прощайте, милорд.
— Я буду стоять здесь, пока вы не скажете мне слова. Не хочу, чтоб меня выгоняли, пока вы здесь. Марион, вы для меня — весь мир. Я люблю вас всем сердцем. Я пришел сюда сказать вам это, но мистрисс Роден удержала меня. Она взяла с меня слово не быть здесь целую неделю, точно недели или годы могут изменить меня! Скажите мне одно слово, Марион. Одного слова теперь достаточно; тогда я уйду. Марион, можете вы полюбить меня?
— Идите сюда, Марион. Не отвечайте ему теперь.
— Нет, — сказала Марион, — теперь я ему не отвечу. Это слишком неожиданно. Лорд Гэмпстед, я теперь пойду к Гэмпстед Роден.
— Но мне вы дадите весточку?
— Приезжайте, я вам дам ответ.
— Завтра?
— Нет, дайте мне день или два. В пятницу ответ мой будет готов.
— Дайте мне руку, Марион. — Она протянула ему руку, которую он покрыл поцелуями. — Помните только, что никогда человек не любил женщину искреннее, чем я люблю вас. Никто, никогда, тверже меня не решился выполнить свое намерение. Я в ваших руках.
С этим он оставил ее.
XXV. Взгляд Марион на брак
Когда лорд Гэмпстед затворил за собою дверь, Марион медленно поднялась по лестнице к мистрисс Роден, которая возвратилась в гостиную. Когда девушка вошла туда, ее старая приятельница стояла у дверей, с ясно написанной на лице тревогой. Она взяла Марион за руку и, поцеловав ее, подвела к дивану.
— Я остановила бы его, если б могла, — сказала она.
— Отчего?
— Такие вещи следует больше обдумывать.