Марион и косой король
Шрифт:
Вокруг площади теснились маленькие, еще темные лавки. Появившись откуда-то, полусонные приказчики поднимали тяжелые ставни, закрывавшие на ночь прилавки, и переговаривались между собой резкими в окружающей тишине голосами. Марион подошла поближе и, вдруг вспомнив, какой у нее неопрятный вид, не решилась спросить дорогу.
«Сразу увидят, что я тюремная птичка, подумают, что я хочу что-нибудь украсть, и позовут сержанта».
Она снова присела на ступени и стала ждать, не пройдет ли мимо человек, с лицом таким добрым, чтобы не было страшно подойти к нему.
Уже показались редкие прохожие. Писец прошел зевая
Людей становилось все больше, и все они спешили по своим делам. Но и у Марион теперь было куда идти, и ей вдруг стало страшно, что, если она еще помедлит, случится что-нибудь дурное. Лавка сгорит, женщина Тессина умрет, или вдруг окажется, что вообще ничего этого нет и ей только приснилось. Взволнованная, испуганная, торопясь, схватила она за рукав пробегавшего мимо мальчишку и крикнула:
— Где тут улица Арфы?
Мальчишка, стараясь вырваться, закричал:
— Ты ослепла, что ли? Вот она, за этим углом, — и, отбежав на несколько шагов, показал ей длинный нос и, приплясывая на одной ноге, запел:
Тюремная птичка,Умой свое личико!Но ей уже было все равно, и, завернув за угол, она увидела в конце длинной улицы, прислоненный к Старой стене, дом, который она искала.
Высокий и узкий, он поднимался кверху уступами, так что внизу была дверь и рядом с ней широкий открытый прилавок; на втором этаже три окна, на самом верху всего одно. А над дверью на доске был написан красками великолепный кот. Рыжий, с узкими зелеными глазами, в высокой пуховой шляпе, расшитой галунами, в коротком кафтанчике, зашнурованном на груди золотой тесьмой. И хвост у него был украшен тесьмой, завязанной пышным бантом.
Не теряя времени, Марион распахнула дверь и, задыхаясь, спросила:
— Тессина здесь?
В глубине лавки сидела за маленьким ткацким станком женщина невысокая, толстенькая, в синем платье с белым нагрудником, закрывавшим ей шею и подбородок. Она оглянулась, и Марион увидела, что она уже не молода, хотя щечки у нее были румяные, глаза блестящие и маленький круглый рот по-детски полуоткрыт.
— Я Тессина, — сказала она. — Что тебе нужно?
Марион, вдруг застеснявшись, что врывается в чужой дом, к незнакомому человеку, пробормотала:
— Старуха Ламур прислала меня.
Тессина побледнела, губы у нее задрожали, и, мгновение помолчав, как будто поборов в себе какое-то сильное чувство, она проговорила:
— Заходи.
Глава седьмая
ДОМ ПОД ВЫВЕСКОЙ «КОТ В КАФТАНЕ»
Тессина ни о чем не спрашивала. Молча поставила она перед Марион деревянную тарелку с хлебом и сыром и, пока Марион ела, принесла свое платье, такое широкое и коротенькое,
В это время на кухне согрелась и забулькала, запузырилась вода в котле, пар поднимался к потолку. Тессина перелила воду в кадку, попробовала рукой, не слишком ли горячо, и сказала:
— Помойся и переоденься.
И вышла из кухни.
Марион сидела по горло в горячей воде и мылась, мылась, скребла и терла. Она распустила волосы, и они легли па поверхность воды жесткой серой зарослью. И Марион мыла и терла, нетерпеливо дергая спутанные пряди, пока они стали мягкие и блестящие, как бледное золото, и певуче заскрипели под пальцами.
Из кадки Мариоп вышла омытая, чистая, очищенная, будто заново родилась на свет.
Тессина принесла платье, сама надела его на Марион и сказала:
— Теперь рассказывай. Только правду.
Она слушала внимательно, пе смотрела на Марион, не хотела ее смущать, и Марион рассказала ей все-все: и про мачеху, как привела ее в город и скорее ушла к своим детям, и про Женевьеву, какая она была строгая, но хорошая, и про Марго, и ночной разговор, и кражу чепца, все-все… Когда она кончила говорить, то почувствовала, что смыла последнее пятнышко и теперь она чистая и внутри и снаружи. И она улыбнулась Тессине.
А Тессина в первый раз подняла на нее глаза и сказала:
— Выбирай, что ты хочешь. Хочешь, оставайся здесь, и я научу тебя моему ремеслу. А не хочешь, поживи так, пока не найдешь что-нибудь получше.
— Если можно, я хотела бы научиться, — ответила Марион.
А Тессина тоже улыбнулась и сказала:
— Вот и хорошо.
Наступила удивительно спокойная и размеренная жизнь.
С утра садились они за станок, и Тессина учила Марион ткать тесьму.
Уток нырял в основу, будто уточка в тихую заводь, и, выбрав нужную нить — уточки едят водоросли, не так ли? — высовывал носик, и снова опускался в глубь отвесно натянутых нитей, и так вверх, вниз, ряд за рядом, будто Марион творила волшебную сказку, возникала длинная лента и выступал узор — кубики, треугольники, косые полоски или мелкие разноцветные лепестки. Шелк сиял и вновь угасал, как того требовал узор. Золотая нить вспыхивала живыми искорками. Время текло незаметно, руки двигались почти бездумно, и, не отрывая глаз от работы, Марион улыбалась странному, непривычному чувству счастья.
За стенами дома улица Арфы шумела и звенела голосами. С дальнего конца улицы из гостиницы «Белая лошадь» долетали ржание коней, песни подгулявших студентов, а иной раз звон оружия и вопли драки. Но внутри мастерской, будто в ином, отгороженном мире было тихо. Только мерно постукивала рама станка и шептали шелковые нити, спускаясь со шпулек.
Тессина редко выходила из дома. Стоя на пороге мастерской, покупала она хлеб и овощи у разносчиков. Но иногда, вдруг застенчиво улыбнувшись, так что на щеках появлялись ямочки, говорила: