Марионетка для вампира
Шрифт:
— У меня тоже вряд ли это получится. Я плохой скульптор. Я училась делать театральные куклы, а мои интерьерные в большой степени все шаблонные…
— Всяко ж вы лучший скульптор, чем я, Вера.
— Чем вы? Смеетесь… Да они как живые…
— А они и есть живые, — выдохнул барон и возложил руку на створку шкафа, точно намеревался его закрыть, но не закрыл: — У них у всех настоящие имена. Вот эта, с бантом на груди, Жизель. Мне очень тяжело дались ее глаза. Такие невинные… Я и рисовать-то, Вера, толком не умею.
О, да, еще как понимаю… Я почувствовала в руках дрожь, хотя те не могли замерзнуть в меховых карманах.
— Откуда у вас столько масок…
Это не было вопросом. Скорее мысли вслух. Но барон решил ответить:
— Я их лично снимал с трупов этих девушек.
Теперь у меня задрожали даже плечи.
— Все эти девушки служили в одном очень веселом доме. Вы понимаете, о чем я говорю, Вера?
Я кивнула.
— А там всякое случалось. Наркотики, алкоголь, пьяные разборки, неудачные аборты, венерические болезни, да и клиенты иногда распускали руки…
Барон уткнулся лбом в створку шкафа.
— Я их по-своему любил, Вера. Не только их тела, но и душу, ту часть, что еще оставалась на свету. Я думал, что таким образом продлеваю им жизнь. Эти куклы, точно египетские мумии, держат душу несчастных и не отпускают в ад, где этих грешниц ждет котел. Или что там было для таких по Данте?
— Я не помню, — ответила я честно, сжимая в карманах кулаки, чтобы не поддаться желанию погладить сгорбленную спину барона. В его безумии столько доброты!
— Мне нужна еще одна кукла, но у меня не было возможности снять с ее лица посмертную маску.
— Тогда у вас есть фотография? — решилась я задать вопрос, когда пауза слишком затянулась даже для театра. — Это Александра?
Барон не повернулся ко мне, но я увидела, как он отрицательно затряс головой.
— С душой Александры, думаю, все в порядке. Во всяком случае, она не преследует меня.
Я вновь вытянулась в струнку, пытаясь дышать, как можно тише, чтобы не напугать безумца.
— Сделайте куклу моей жены и заточите в нее мечущуюся душу Элишки, чтобы это чудовище наконец оставило меня в покое!
Барон продолжал горбиться у кукольного шкафа, а я кутаться в платье-халат, понимая, что если простою вот так истуканом еще хотя бы с минуту, меня не согреет никакой мех.
— Оставьте мне у зеркала ее фотографию, и я сделаю все, что в моих силах.
— У меня нет фотографии. Я все уничтожил, — покачал головой Милан, так и не обернувшись, даже на краткое мгновение.
Вот и отлично, не хочу видеть его лица, когда он вспоминает свое преступление. А вот то, что фотографии нет, плохо. Художник на то и художник, чтобы видоизменять природу. К тому же, если художник из Милана никакой, тогда…
— Вы дадите мне рисунок? — спросила я тихим вкрадчивым
— Я же сказал вам, что не умею рисовать! — вскричал Милан и обернулся.
Сейчас его лицо выглядело ужасно. Точно распухло. Шрамы превратились в бугры и покраснели. Я с большим трудом в первое мгновение не зажмурилась.
— Вы мне ее опишете? Возможно, она похожа на одну из ваших… — я чуть не сказала "девушек". — Кукол?
Милан покачал головой и пробормотал:
— Я женился на ней как раз потому, что она ни на кого из них не была похожа, — Лицо барона постепенно начало белеть. — Но если мои девочки продавали лишь тело, то она продала душу. Я купил ее у брата, чтобы тот мог оплатить свой карточный долг, понимаете, Вера? Как вещь, и она… Она не была против такой сделки. Не плакала, не умоляла пощадить ее, ничего… И я, как дурак, поверил, что после стольких лет одиночества у меня может быть семья… Понимаете, Вера?
Я замотала головой и, если бы барон сам не замолчал, заткнула бы уши.
— Вы правы, Вера. Это не имеет к делу никакого отношения. Вы профессионал, уж это-то верно?
— У меня есть диплом, — отчеканила я. — А о моем профессионализме будете судить по факту моей работы. Но из ничего я могу создать только ничего. Давайте сядем к столу, я возьму альбом и сделаю с ваших слов пару набросков. Вдруг я сумею уловить ее образ?
— Вам не надо ничего улавливать, — проговорил барон теперь очень сухо, выпрямившись и став на две головы выше меня. — У вас прекрасная память и развитое художественное воображение. Вы видели ее брата. Они очень похожи. Немного смягчить его черты, и будет Элишка.
— Это Ян? — чуть ли не с придыханием выдала я. Вот она, тайна нашего волка: сестропродавец!
— Нет, Ондржей.
У меня на мгновение отлегло от сердца, а потом оно камнем свалилось к ногам: господи ты ж боже мой, какая мерзость… Делать бизнес с убийцей собственной сестры. Я никогда не понимала людей, а после этого уж точно не пойму.
— Она была очень красивая, — зачем-то выдала я и поймала злой взгляд Милана.
Ох, прикусить бы мне язык, и не открывать больше рта.
— Я не особо разглядывала пана Ондржея, но могу постараться сделать наброски и потом…
— Работайте сразу в глине, не тяните время… И так мне легче будет проверить вашу работу, — он вытянул вперед руки, и я непроизвольно сделала шаг назад. — На ощупь, — зло усмехнулся барон. — Дайте ключ.
Он опустил одну руку, оставив вторую вытянутой. Я сунула руку в карман и едва не обронила ключ, вкладывая его в ладонь Милана, а потом с такой быстротой отдернула руку, точно боялась, что барон схватит меня вместе с ключом. И он заметил мою дрожь.
— Я же говорил вам, Вера, что с мужчиной мне было бы работать гораздо легче.