Марионетка. Отрежь меня!
Шрифт:
— Сами-и-и-р… — шепчет протяжно, прикрывая глаза. — Люблю тебя…
— Снег, я тоже тебя люблю, — придерживаю ее голову за затылок и продолжаю целовать лицо.
— Каждый раз, как первый: столько ощущений накатывает, словно мощное цунами — сносит все на своем пути, — откровенничает. — Потрясающе… так хорошо…
— Надеюсь, любишь не за это? — шучу, конечно. Наблюдать за реакцией всегда приятно, так мило стесняется.
— Не говори ерунды, — она дернулась в желании обнять меня, забыв, что привязана,
— Сейчас… — встаю с кровати, окидывая взглядом свою восхитительную девочку. Она меняется ввиду беременности: тело приобретает особую привлекательность, утонченную женственность, чувственность и сексуальность — грудь стала больше, а округлые бедра манят своими изгибами… В таком виде еще желаннее.
— Долго будешь поедать глазами? — улыбается, как будто услышала, о чем сейчас думаю.
Освобождаю добровольную пленницу. Она морщится, потирая запястья — на коже остались красные следы от веревки. Кажется, перестарался…
— Снег, прости, увлекся, — присаживаюсь рядом, массируя руки. — Нужно было сказать, что сильно связал — я бы ослабил.
— В тот момент об этом не думала… И ты тоже… Пройдет, — тянется ко мне, устраивается на коленях, положив голову на плечо. — Лучше расскажи, что хотел.
— Не знаю, как отнесешься… — перебираю ее шелковистые волосы, собираясь с мыслями.
— Только не говори загадками, — она выпрямляется и смотрит внимательно. — Что происходит?
— Нашелся твой отец, — по взгляду не ясно: рада или нет — каких-то явных эмоций не видно.
Снег встает. Расхаживает по комнате, задумавшись. Обнимает себя в защитном жесте. И молчит…
— Скажи хоть что-нибудь, — беру плед с кресла. Подхожу и заворачиваю жену, ей как будто резко холодно стало.
— Значит, он жив… — прижимается щекой к моей груди.
— Живее всех живых, и неплохо существует, — добавляю.
— Как ты его нашел? Кто он? — ее немного трясет. Именно этого опасался. Не хотел лишних волнений.
— Нашел не я… Стечение обстоятельств… — пока не стану посвящать во все подробности. — Ты удивишься, когда узнаешь…
— Самир, не томи! — она поднимает на меня свои глаза. А ведь между ними есть заметное внешнее сходство. Как раньше не увидел?
— Иван Николаевич Александров… — крепко держу за плечи.
— Что?! Это правда? — понимаю, поверить сложно. Сам удивился не меньше.
— Вероятность большая, — усаживаю Снежану в кресло, на всякий случай. Опускаюсь перед ней на корточки.
— Ни мама, ни бабушка никогда не рассказывали об отце… У нас в семье эта тема была под запретом. Поэтому он хотел поговорить со мной? Ему известно обо мне?
— Да, — сжимаю ее прохладные ладони. Вроде нормально восприняла новости. Кратко пересказываю, что знаю. — Всю историю только Александров может поведать,
— Покажи фото, — просит она, а по щекам текут беззвучные слезы.
— Посиди тут. Схожу — возьму.
Накидываю штаны и иду в свой кабинет. Бумаги прибрал в сейф. Нахожу фотографию и возвращаюсь в спальню.
— Держи, — протягиваю.
Снег берет дрожащими руками старый пожелтевший снимок, и, не переставая плакать, рассматривает лица своих родителей в молодости, проводит пальцем по гладкой поверхности.
Я не лезу к ней. Пусть свыкнется.
— И как теперь быть? — растеряно произносит.
Если озвучу свои истинные мысли, а именно — держать папочку на расстоянии, то она не поймет таких доводов. Ведь, по сути, руководствуюсь только собственным мнением, основанным на личных взаимоотношениях с Александровым.
— Что ты хочешь услышать? — все равно сейчас не лучшее время обсуждать планы на будущее.
— Я смогу с ним встретиться? — кто бы сомневался, что захочет увидеться с ним.
— Давай, ложиться спать. Позже решим, — поднимаю Снежану на руки и укладываю в постель.
— Ты не позволишь, да? — глаза взволнованно бегают.
— Завтра поговорим, тебе нужно отдыхать, — укрываю ее плотнее пледом.
— Самир… кого ты обманываешь… — еле сдерживает очередные слезы, всхлипывая. — Ничего не изменится. Завтра придумаешь новую причину, лишь бы не подпустить его ко мне. С мероприятия уводил в срочном порядке — думаешь, не заметила? В чем дело? Тендер выигран… Что вам еще делить? Если он мой отец, то я…
— Завтра, всё завтра, — перебиваю и ложусь рядом.
Она поворачивается спиной. Осталось только добавить: «уйди, оставь одну…». Видя такую реакцию, понимаю: нужно идти на уступки, но как это сделать на фоне всех событий — не знаю…
Пододвигаюсь к ней и крепко прижимаю к себе, не давая вырваться или оттолкнуть.
— Снег, не дуйся раньше времени. Возможно, сама не захочешь с ним общаться…
…Иван Николаевич появился в моем офисе утром, даже раньше меня. Не удивлен и ожидал, что проявит подобное рвение и интерес: все-таки речь идет о дочери от любимой женщины, с которой были вместе достаточно долгий период времени…
— Елена Петровна, сделайте два кофе, пожалуйста, — обратился к своему секретарю. Она коротко кивнула.
— Прошу, — открываю дверь кабинета, пропуская вперед Александрова.
Он выглядит потерянным и похож на побитую собаку. Вероятно, уже прикинул весь разговор и печальный для него исход. Как сказал тогда: «ты еще пожалеешь». Ну-ну… Теперь, надеюсь, понял: к чему привели неаккуратно брошенные слова.
— Она ведь не нужна тебе, — говорит папочка и больше не утруждает себя обращением на «вы». — Мстишь? Давно в курсе?