Маришка
Шрифт:
– И еще со свекровью, – добавила Маша и усмехнулась. – Она меня учит премудростям бухгалтерского учета в ущерб своему здоровью и психике. Святая женщина. Иногда отправляет меня на курсы, чтобы разгрузить свою нервную систему.
Макс перестал есть и внимательно посмотрел на Машу.
– У меня сложилось впечатление, что вы все время делаете то, что вам не нравится, – сказал он.
– Нет, это просто так выглядит после ваших вопросов. Мне нравится мой муж, нравится то, что мы вместе работаем, нравятся мои друзья…
– Да, я понял, – перебил ее Макс. – Вам все нравится. А хотите, теперь я
– Давайте. – Маша с готовностью кивнула.
– У вас воспитание интеллигентной девушки из аристократической семьи, – начал он и Маша отложила в сторону вилку с ножом, слушая его. – Но вы почему-то с ним боретесь. Как будто насильно опускаете себя на низший уровень. Это странно и неестественно. И при всем этом вы стараетесь быть счастливой. Только в формуле счастья, что вы для себя вывели, есть много погрешностей, которые не делают ее идеальной, а вас счастливой. Окружающих – возможно. Но только не вас.
Маша какое-то время раздумывала над тем, что услышала, а потом спросила:
– А откуда вы взяли про воспитание?
Макс пожал плечами и улыбнулся.
– У вас грамотная, правильно поставленная речь, – стал перечислять он. – Вы двигаетесь красиво, без лишних движений, а это точно особая школа. Руки правильно держите, когда за столом сидите, столовые приборы – привычное дело. И потом – воспитание никуда не денешь, его сразу видно. Именно оно заставило вас согласиться делать Лике фотосессию, которая вам неинтересна. И именно оно мешает вам называть человека старше вас по имени без отчества. Со мной вы держитесь вежливо отстраненно, без ложной робости, но не переходя границ. Такой навык проявляется у людей, привыкших к общению в высших слоях общества, я узнаю его в вас.
Маша предпочла промолчать. Она тяжело вздохнула и стала доедать остывшие овощи.
– А у меня к вам деловое предложение, – сказал Макс, когда она закончила с едой. – У меня есть приятель, у него большая фирма, которая занимается рекламой. «Континент», может, слышали? Ее филиалы по всей Украине. Мне кажется, что вы его могли бы заинтересовать в качестве фотографа или дизайнера макетов.
Маша откинулась на спинку стула и с недоумением подняла плечи.
– Но… во-первых, у меня есть работа, менять которую я пока не собираюсь. А во-вторых, у меня нет ни специального образования, ни навыков в рекламном деле.
– Я видел ваши снимки и я уверен, что у вас талант, а это гораздо важнее образования. Скоро я буду в Украине. Если мы с Тимуром и вашим Игорем договоримся, то буду и у вас в городе. Если хотите, могу поговорить с приятелем о вас.
– Спасибо, я подумаю, – ответила Маша скорее из вежливости.
– Пока не за что. Но было бы неплохо, если бы вы мне дали несколько своих работ, которые считаете наиболее удачными. И фотосессию Лики. – В глазах Макса блеснули веселые огоньки. – Теперь мне интересно посмотреть на то, как вы ее сделаете.
Часть вторая
Маша
1
«Кэти больше нет. Завтра похороны. Стела».
Этим сообщением, присланным с номера моей подруги, закончился месяц назад мой отпуск в солнечный Адлер и последний день зимы. Я тут же набрала
Помню, как я стояла у окна в аэропорту и все перечитывала сухое, короткое сообщение от Стеллы.
Вдруг что-то произошло.
Я внезапно почувствовала какое-то наваждение. Как метеозависимые люди чувствуют приближение бури, так и у меня появилось острое ощущение тревоги и беспомощности перед чем-то страшным и неотвратимым. Меня затрясло мелкой дрожью и от внезапно нахлынувшей слабости колени подкосились. Придерживаясь рукой за стену, я сползла на пол и потеряла сознание.
Вероятно, тогда совпало сразу несколько обстоятельств – еще в самолете я чувствовала недомогание и первые признаки лихорадки, а сообщение о смерти близкого мне человека просто стало тем клином, что выбило в буквальном смысле почву у меня из-под ног.
Доехав до дома, я вызвала Таню – мою подругу и по совместительству врача из нашей поликлиники. Таня печально констатировала грипп. Она даже дала ему какое-то сложное название, состоящее из букв и цифр, что должно было как-то подчеркнуть сложность моего положения. Но это было лишне. Достаточно уже того, что у меня с детства аллергия на большую часть фармакологической продукции, включая жаропонижающие препараты. Поэтому мы обе знали, что схватка с болезнью в таких неравных условиях будет тяжелой.
Таня приложила всю свою медицинскую сноровку, но высокую температуру не удавалось сбить восемь дней. Потом еще столько же температура скакала, будто подтрунивая над нами и все больше изматывая мой организм и Танину веру в правильность выбранного ей лечения. Кашель душил меня днем и ночью, есть мне не хотелось, поэтому в конце третьей недели я стала похожа на чудом выжившего выходца из концлагеря.
Свекровь тоже старалась, как могла, приложить руку к моему выздоровлению. Она передавала через Таню и Игоря перетертые с сахаром ягоды и еду, которую я не ела. Я была ей благодарна за заботу, но еще больше благодарила за то, что она, панически боясь заразиться гриппом, свела к абсолютному минимуму свои посещения моего одра болезни.
Этому счастливому обстоятельству можно было бы даже порадоваться, если бы Раиса Ивановна по своему обыкновению не добавила в него ложку дегтя. Она так запугала себя и моего мужа смертельной опасностью, исходящей от меня, что Игорь буквально съехал жить к ней домой. За три недели, которые я находилась в строжайшем карантине, он всего несколько ночей провел у нас дома. При этом он тщательно соблюдал меры предосторожности – ходил по дому в маске и стелил себе на диване в зале.
Кроме Тани, связь с внешним миром я могла осуществить только путем мобильной связи, поэтому иногда чувствовала себя прокаженной, оставленной всеми родными умирать в далеком от людей лепрозории. Конечно, я с пониманием относилась к таким вынужденным мерам. У меня не было осознанного намерения заражать тяжелым недугом ни мужа, ни даже Раису Ивановну, хоть последнее утверждение и может показаться спорным. Оставалось только уповать на то, что, согласно мировому закону смены событий, моя горячка рано или поздно отступит и прежняя картина мира вернется, заиграв привычными красками.