Марий и Сулла. Книга первая

Езерский Милий Викентьевич

XVI

В Риме допускались ранние браки — между четырнадцатилетними мальчиками и двенадцатилетними девочками, но этот обычай был распространен только среди плебеев. Патриции же, всадники и зажиточные плебейские роды предпочитали более зрелый возраст, потому что дети нередко упрекали родителей в чрезмерной поспешности.

Марий, как плебей, не отошел от деревенских взглядов и думал, что родители, узнав об его женитьбе на Юлии (ей должно было исполниться шестнадцать лет в апрельские

календы), будут недовольны и скажут, что он взял в жены старую деву. Поэтому, чтобы избежать их упреков, он решил сыграть свадьбу до годовщины рождения невесты — после мартовских ид, тем более, что брак во время первых двух недель марта запрещался. Но потом он передумал и перенес свадьбу на февраль.

Вечером, накануне торжества, Юлия сняла с себя девичью одежду и посвятила ее вместе с куклами и иными игрушками ларам; потом, надев новую тунику, вытканную нитками вертикально, а волосы покрыв красным сетчатым чепцом, она завязала пояс большим геркулесовым узлом, чтобы муж мог легко развязать его на брачном ложе. Завила раскаленными щипцами шесть длинных локонов, пришпилила к волосам пучки цветов и, набросив на голову огненного цвета покрывало, подошла к зеркалу. Она не узнала себя: на нее смотрело строгое лицо матроны. Это забавляло ее. Она засмеялась, и матрона в зеркале Сверкнула белыми зубами.

Сваха, мать девочки Аврелии, взялась приготовить невесту к свадьбе, раскрыть ей тайны супружеского ложа и научить, как и чем должна новобрачная пленить и привязать к себе мужа.

Услышав хохот Юлии, она сочла момент подходящим (до сих пор невеста была грустна и беспокойна) и, подойдя к ней, начала поучать ее. Юлия краснела и стыдливо опускала глаза, слушая женщину.

Бракосочетание началось с гаданий на заре. Девушка еще спала, когда матрона с сияющим лицом вошла в кубикулюм и разбудила ее.

— Боги шлют благоприятные ауспиций, — сообщила она, обнимая невесту. — Птицы прилетели справа, небо чисто; гром и молния не помешают свадьбе. Овна уже принесена в жертву, и руно скоро будет готово. Одевайся. Гости давно собираются, и жених приехал…

Юлия вскочила и побежала в лаватрину. Рабыни дожидались ее. Они раздели юную госпожу и принялись тщательно мыть. Потом натерли тело благовонными маслами, окропили духами и вытерли.

Юлия вошла в атриум в сопровождении матроны. Лицо ее пылало.

— Боги благоприятно настроены к жениху и невесте, — объявила сваха и, взяв овечье руно утренней жертвы, покрыла им сидение биселлы.

В атриуме стояли, ожидая невесту, Авл и Секст Цезари, Гай Марий и десять свидетелей, среди которых находились Веттий, Луцилий, Сатурнин, Меммий, клиенты и вольноотпущенники.

Жрец развернул пергамент и вписал в заготовленный брачный договор имена жениха и невесты. Десять свидетелей подписали его, и договор, свернутый в трубку, был вручен Марию.

Во время обряда новобрачные тихо сидели на биселле, а когда жрец стал горячо молиться Юноне и полевым божествам и хор мальчиков запел звонкими голосами, оба поднялись и стали обходить алтарь слева направо

Мальчик из хора нес перед ними витую корзинку с зерном и предметами домашнего обихода.

Все было кончено, посыпались поздравления. Гости шумно выражали свою радость, желали супругам счастья в жизни.

Юлия с любопытством оглядывалась на присутствующих. Теперь на нее уже не смотрели, как на девочку, даже дядя, братья, сестры и подруги вежливо уступали ей дорогу, точно она переродилась и стала иной, непохожей на ту прежнюю Юлию, которая играла в куклы и мяч, лазила по деревьям и сбивала палками с яблонь недозревшие плоды.

Юлия стала матроной. Она будет прясть и ткать со служанками в атриуме мужа, хозяйничать, рожать детей, кормить и воспитывать их. Ее будут называть госпожой, Она будет обедать с мужем, но вина пить не станет, даже тайком, ибо это запрещено. Из дома будет выходить в сопровождении рабов и, конечно, с ведома мужа; ей будут уступать дорогу, и никто, даже судья, не посмеет дотронуться до нее. В день Матроналий и в день ее рождения вся семья и близкие будут ее поздравлять и приносить подарки. Она получит право присутствовать на религиозных празднествах, на публичных зрелищах и пирах, защищать в суде обвиняемого родственника.

Так поучала ее накануне свадьбы сваха, и Юлия гордилась своим замужеством.

ХVII

Много лет прошло со смерти Сципиона Эмилиана, много событий совершилось в Риме, Элладе и соседних странах, а одно сердце, истерзанное муками, тоской и угрызениями совести, не знало покоя, не находило уголка на земле, где бы отдохнуть от долгих скитаний и тревожной жизни.

Умереть!

Семпрония с отчаянием обхватила голову. За это время она поседела, лицо сморщилось, глаза потускнели, но когда думала о Сципионе, лицо ее оживлялось.

«Как я встречусь с ним за гробом? Как оправдаюсь? Этими подлыми руками я поднесла ему яд, душила его умирающего — великую надежду Рима! О, дикая волчица, которую нужно безжалостно убить и выбросить, как падаль!..»

В приподнятом состоянии она приехала в Дельфы и вопросила оракула, что делать. Ответ был краток: «Вымой запятнанные руки в римском источнике чести и справедливости».

Она побледнела, пошатнулась: «Честь и справедливость? Это он. Как же я очищусь от крови его честью и е г о справедливостью?»

Не помнила, как добралась до гостиницы.

Послав рабов за искусным литейщиком и вынул из ларца маленькую статуэтку, она жадно всматривалась в нее.

— Я знаю, твоя душа здесь, в этом серебре, — шептала она, покрывая поцелуями изображение Сципиона Эмилиана. — О, прости меня ради богов, ради моей страсти и дикой любви, которая толкнула меня на это! Я дважды подняла на тебя руку и тысячи раз уже наказана за это. О Публий, Публий, сердце мое, господин мой, сжалься надо мною! Пощади меня! Пожалей! Успокой истерзанное сердце несчастной твоей рабыни!..