Мария Антуанетта
Шрифт:
После отставки Сартина, занимавшего пост главы морского министерства, Полиньяк попыталась с помощью подруги выдвинуть на пост графа д'Адемара. Но король, не посоветовавшись даже с Морепа, назначил на это место маркиза де Кастри. Место военного министра занял маркиз де Сегюр и первым же своим указом запретил занимать офицерские должности тем, кто не мог предъявить свидетельство о наличии не менее четырех поколений благородных предков. Указ вызвал всеобщее возмущение и увеличил поток волонтеров, желающих отбыть воевать в Новый Свет. Популяризации идей равенства, находивших отклик не только среди третьего сословия, но и среди дворянства, много способствовал маркиз де Лафайет, приезжавший в 1779 году «на побывку» из армии Вашингтона. Ветер свободы из-за океана долетел до Франции. На фоне брожения умов, де-факто разъедавшего сословные границы, консервативные реформы Версаля способствовали падению престижа монархии. Обоих министров назначил король, но по слухам выходило, что Полиньяки посредством Марии Антуанетты протолкнули в министерство свои кандидатуры.
Вскоре случился еще один общественный взрыв: Неккер опубликовал финансовый отчет, который ежегодно делал королю, compte rendu au roi,иначе говоря, документ большой секретности, позволявший оценить катастрофическое состояние бюджета и понять, куда и на что расходовалась государственная казна. Предостерегал Неккер и об опасности для бюджета продолжения войны с Англией. Тираж отчета разошелся мгновенно, Неккера уволили, а на его место назначили Жоли де Флери; по словам Людовика XVI, он менял «министра, а не принципы». Но он ошибался: новый генеральный
Для королевы перестановки в правительстве отошли на второй план: 22 октября 1781 года она родила наследника престола. На этот раз дверь в комнату, где проходили роды, была закрыта; свидетелями — помимо врачей и короля — стали братья короля с женами и наиболее приближенные дамы из свиты королевы: принцесса де Ламбаль, мадам де Шимэ, мадам д'Оссон, мадам де Майи, мадам де Таван и мадам де Гемене. Когда ребенок появился на свет, наступила такая тишина, что королева решила, будто снова родила девочку. Но тут хранитель печатей громко объявил, что родился мальчик, и король, подойдя к жене, торжественно заявил: «Мадам, вы исполнили пожелания мои и Франции: вы стали матерью дофина». Из глаз у него текли слезы радости, он никак не мог успокоиться и то и дело повторял: «Мой сын! Дофин!» Мадам де Гемене принесла показать младенца матери. Как пишут, мальчик оказался крупным: весил 13 фунтов и росту имел 22 дюйма. Ребенку дали имя Луи Жозеф (Людовик Иосиф) — в честь Бурбонов и Габсбургов и еще добавили Ксавье Франсуа. При церемонии крещения никаких эксцессов не произошло.
Рождение сына король отметил целой серией пышных, шумных и дорогостоящих праздников, в которых народ принимал самое активное участие. Казалось, это событие сумело объединить всю нацию: на улицах люди обнимались и танцевали от радости. Как и после рождения Мадам Руаяль — но теперь не только в Париже, но и в других городах, — прошли торжественные бракосочетания достойных пар, которым от имени королевы выдавали приданое в 300 ливров. В столице играли оркестры и бесплатно раздавали вино. В Версаль поздравить королеву прибыли представители ремесленных корпораций Парижа. В черных шелковых платьях, парадной одежде корпорации (и почти все с бриллиантами), пришли во дворец 50 рыночных торговок. Мадам де Шимэ, исполнявшая роль привратницы, допустила в комнату королевы всего лишь трех, и одна, самая симпатичная, произнесла речь, сочиненную специально для такого случая Л а Гарпом [15] ; чтобы не забыть слова, девица записала их на веере и то и дело бросала на него взоры. По словам мадам Кампан, девица голос имела приятный и речь довела до конца — в отличие от крикливых рыбных торговок, которых Мария Антуанетта никогда не любила, но которые также явились поздравить ее с рождением дофина. Корпорации устроили праздничное шествие: мясники привели упитанного тельца, предназначенного в подарок дофину; слесари и кузнецы, радостно стуча молотками по наковальне, преподнесли его величеству кованую шкатулку, откуда при нажатии потайной кнопки выскакивал крошечный дофин; сапожники на ходу дошивали для дофина пару крошечных сапог; портные — крошечный мундир его будущего полка. Придворные с любопытством взирали на трудовой люд Парижа, слагавший к ногам младенца все самое лучшее, что он имел. Королевам рынка король дал публичный банкет, накрыв в дворцовой галерее длинный стол, и каждый, кто хотел, мог полюбоваться на это пиршество. Во время банкета рыбные торговки исполнили грубоватые, но вполне верноподданнические куплеты. Ничто, несмотря на антипатию королевы, не предвещало их зловещей роли в будущих октябрьских событиях.
15
Жан Франсуа де Ла Гарп(1739— 1803) — писатель, драматург, член Французской академии.
На первом после рождения дофина балу Мария Антуанетта появилась в голубом платье, расшитом мелкими сапфирами и бриллиантами. Бал давала Версальская гвардия, голубые с белым мундиры удивительно гармонировали со сверкающим платьем королевы; открывая с одним из гвардейцев бал, королева была столь хороша, что никто из приглашенных ни разу не вспомнил ни сплетен, ни слухов, ходивших об этой молодой и красивой женщине: как можно очернять такое ангельское создание? Но, несмотря на всеобщее ликование, на ставший безумно популярным цвет «детской неожиданности дофина», на фейерверки, на стремительно раскупавшиеся изображения дофина, за пределами Версаля не утихал ропот, направленный против королевы. 21 января 1782 года, выйдя из собора Парижской Богоматери, где она вознесла хвалы Господу, даровавшему ей сына, королева заметила на стене афишку. Ее автор-аноним предлагал арестовать короля и королеву, под надежной охраной «привести их в ратушу, заставить покаяться в своих преступлениях, а потом сжечь живьем на Гревской площади». Ровно через 11 лет Людовика XVI под надежной охраной доставят на площадь Республики и казнят. Пока же король с отвращением читал очередной катрен, подсунутый под дверь его кабинета:
Вон — в зеркале — семья: рогач, бастард и шлюшка. Король, узнал себя? И женушку-резвушку?С отвращением разорвав листок, король, зажмурившись, долго шел через Зеркальную галерею.
Через месяц после рождения дофина случилось печальное событие, не замеченное, пожалуй, только занятой детьми королевой: скончался Морепа, и осиротевший двор, привыкший, словно пчелы к матке, слетаться в гостиную главного министра, почувствовал себя неприкаянным. В намерения короля не входило назначать главного министра. Шла война, и, как объяснил Людовик XVI, в качестве советчика ему вполне хватало Верженна. А дальше — еще одна напасть: сокрушительное банкротство принца де Роган-Гемене, долг которого составил 33 миллиона ливров. Несмотря на продажу нескольких замков и изрядное вспомоществование из королевской казны, все долги принц, разумеется, выплатить не смог и разорил огромную армию мелких поставщиков: обойщиков, булочников, мебельщиков, бакалейщиков… Банкротство затронуло честь всего дома Роганов, и супруге банкрота, мадам де Гемене пришлось покинуть пост гувернантки детей Франции. На ком остановить выбор? Одни пишут, что Мария Антуанетта сама уговорила Полиньяк принять должность воспитательницы своих детей; другие утверждают, что на эту мысль ее натолкнул друг Полиньяков Безанваль. Согласно своей новой должности герцогиня должна была неотлучно пребывать подле детей королевы, а значит, подле самой королевы, и ей следовало предоставить комнаты как в Версальском дворце, так и в Трианоне. Впрочем, как писали современники, в большом дворце Полиньяк еще раньше обрела 13 удобных комнат, в то время как многие вельможи ютились буквально в клетушках. Но хуже всего, что теперь, когда заходила речь о дофине, невольно всплывало
16
Маркиз рассказывал, как однажды, спросив крошку Мадам Руаяль, любит ли она свою маму, он получил ответ «нет»; девочка объяснила, что мама всегда бежит вперед и никогда не смотрит, отстала она или нет, тогда как папа всегда держит ее за руку.
В мае 1782 года Париж с визитом посетили «граф и графиня Северные» — цесаревич Павел Петрович с супругой, принцессой Софией Доротеей Вюртембергской (принявшей при переходе в православие имя Мария Федоровна). Как доверительно сообщил Иосиф сестре, Павел, совершавший образовательную поездку по Европе, намеревался вызнать позицию Людовика XVI относительно предположительного раздела Османской империи, о котором договорились Россия и Австрия [17] . Обуреваемый жаждой приращения земель, Иосиф попросил сестру оказать гостям наилучший прием. Говорят, он даже описал вкусы гостей и их привычки. Остановившиеся в доме русского посланника князя Барятинского, граф и графиня Северные были незамедлительно приняты Людовиком XVI и Марией Антуанеттой. Исполняя пожелание брата, а может, и в самом деле проникнувшись симпатией к русскому цесаревичу с женой, о которых с теплым чувством пишет в своих воспоминаниях баронесса Оберкирх, королева устраивала венценосной паре всевозможные развлечения: спектакли в «Комеди Франсез» и Опере, посещение Севрской мануфактуры, балы и маскарады, обеды и ужины в Версале, Трианоне и Марли. По слухам, на прием, устроенный королевой в Трианоне, куда приглашенным предлагалось прибыть «без всяких церемоний», то есть в удобных, не парадных костюмах, проник, подкупив привратника, ненавистный Марии Антуанетте кардинал Роган (опознанный по красным кардинальским чулкам); на следующий день разгневанная королева выгнала привратника. По словам мадам Кампан, простой и скромный вид Павла пришелся по душе Людовику XVI, и он, обычно не слишком разговорчивый, беседовал с русским принцем дольше и откровеннее, чем с Иосифом II. В день представления иностранных гостей королева так разволновалась, что перед началом церемонии забежала к себе в кабинет выпить стакан воды и, как пишет Кампан, сказала, что «она осознала, насколько сложнее исполнять роль королевы в присутствии иностранных суверенов, нежели перед собственными придворными». Растроганный приемом, граф Северный проговорился о бесчеловечной политике русской царицы. Изумленный Людовик спросил: неужели в свите цесаревича нет ни одного человека, на которого он мог бы положиться? На это Павел ответил, что был бы изрядно раздосадован, если бы у него в свите предан ему оказался хотя бы пудель, ибо по приезде мать его велела бы немедленно утопить сего пуделя. «Я никогда не забуду ни эти слова, ни взгляд, сопровождавший их», — пишет мадам Кампан. Графиня Северная посетила модные лавки Парижа, включая мастерскую «министра моды» Бертен; ей сделали прическу с букетом живых цветов, вода для которых поступала по трубочке из сосуда, спрятанного в волосах. Граф Северный побывал на могиле Ришелье, где сопровождавший его рассказал, как славный предок графа, царь Петр, преклонив колени перед могилой кардинала, произнес: «О великий человек, если бы ты был жив, я бы отдал тебе полцарства, чтобы ты научил меня править оставшейся половиной». «На месте кардинала я бы побоялся долго хранить такой подарок», — скептически заметил граф. Павел посетил отправленного в отставку Неккера и более часа беседовал с ним наедине, после чего заявил, что вместе со всей Европой он восхищается талантами и познаниями господина Неккера. Чета графов Северных покинула Париж, вполне довольная визитом. А Мария Антуанетта, которая, по словам Оберкирх, «вела себя с гостями столь любезно, словно знала их всю жизнь», наконец вернулась к привычной расслабленной и необременительной трудами жизни. Ее внимательное отношение к гостям явилось исполнением просьбы брата, для которого, ввиду его экспансионистских планов на Балканах, было очень важно заручиться поддержкой наследника российской короны. Людовик также остался доволен, ибо, когда разговоры заходили о политике, они с Верженном отвечали сдержанно и сумели ничего не пообещать.
17
Австрия издавна соперничала с Османской империей за владения в Юго-Восточной и Центральной Европе. В 1781 году Екатерина II и Иосиф II заключили договор, согласно которому Австрия присоединялась к разработанному российским двором плану (т. н. Греческий проект) вытеснения турок из Европы посредством создания буферного государства Дакия во главе с внуком Екатерины II Константином Павловичем. Но Австрия выдвинула собственные претензии на часть территории империи, что привело к срыву проекта.
В сентябре королева отправилась в Лувуа, во владения теток короля. Народ отовсюду стекался посмотреть на королеву, и та, отправляясь на прогулку, всегда надевала медальон с портретом дофина, дабы при каждом удобном случае сказать: «Дети мои, вот мой сын». Как пишет маркиз де Бомбель, «она никогда не пренебрегала никакими средствами, дабы пробудить к себе симпатию, и окружение ее часто бывало повинно в том, что не находило нужным подсказать ей, что надобно сделать, чтобы получить одобрение народа…». Будь королева более внимательна, она и сама смогла бы найти подсказки…
Отходя все дальше от политики, королева все больше занималась детьми. Детям дозволялось в любое время входить к матери. «Нет никакой возможности поговорить с ней о чем-либо серьезном и важном; а когда прибегает ее дочь, чтобы поиграть и повеселиться с матерью, это еще больше усугубляет присущие королеве рассеянность и невнимательность», — жаловался Мерси Иосифу II. Посол, как и прежде, докладывал о каждом шаге Марии Антуанетты. Но если раньше донесения Мерси становились поводом для назиданий императрицы, и королева, по сути, являлась вершиной своеобразного треугольника, в основании которого находились Мерси и Мария Терезия, обстреливавшие ее наставлениями, то теперь Мерси не всегда знал, как его донесения воспринимал Иосиф.
После смерти матери император, словно наверстывая годы своего полувластия, спешно осуществлял реформы и лихорадочно пытался прирастить территорию, полагая таким образом повысить собственную роль в Германской империи. Ввязавшись в Русско-турецкую войну в качестве союзника России, Иосиф надеялся на территориальные приращения после раздела Порты. Но особенно императора прельщала Бавария, присоединение которой дало бы ему великое преимущество перед давним соперником — Фридрихом II. Есть основания полагать, что и с Вольтером в свое время Иосиф не встретился только потому, что великому философу некогда покровительствовал Фридрих. Потерпев неудачу в войне за баварское наследство и подписав мир по воле Марии Терезии, Иосиф не оставил надежды заполучить сию территорию и после смерти матери решил попробовать подойти к вопросу с другого конца — обменять Австрийские Нидерланды на Баварию. Осуществить обмен он собирался путем соглашения с баварским курфюрстом Карлом Теодором и его наследником — герцогом Карлом Августом Цвейбркжкенским, переговоры с которым по договоренности с Австрией начала Россия. Одновременно Иосиф хотел добиться от Республики Соединенных провинций открытия для иностранных судов прохода по реке Шельда, что — в преддверии обмена — увеличивало экономическую привлекательность Австрийских Нидерландов для будущего владельца. Как только слух о баварском проекте стал достоянием европейской общественности, Фридрих II обвинил Иосифа II в нарушении законов Империи и приступил к созданию так называемого Союза князей, к которому к июлю 1785 года примкнули почти все германские князья, включая курфюрста ганноверского — английского короля Георга III. Предполагаемые масштабные перестановки в центре Европы очевидно требовали участия Франции — союзницы, способной оказать поддержку моральную, военную и финансовую. Иосиф был уверен, что во Франции он располагал могущественным агентом влияния — самой королевой.