Мария — королева интриг
Шрифт:
Король сел, в то время как мсье де Ла Виль-о-Клер, государственный секретарь, стал зачитывать брачный контракт, согласно которому приданое невесты составляло восемьсот тысяч экю. Герцог де Шеврез представил папское разрешение, не без труда полученное Марией Медичи, пригрозившей святому отцу в противном случае обойтись и вовсе без его согласия, привезенное кардиналом-легатом с прытью, несвойственной его сану. Огласив разрешение, Шеврез занял место подле маленькой принцессы, и кардинал де Ла Рошфуко приступил к церемонии обручения.
Три дня спустя, в воскресенье, одиннадцатого мая, все собрались в соборе Парижской Богоматери.
В девять утра Генриетта-Мария и ее мать прибыли в архиепископство, куда к одиннадцати часам карета королевы доставила Шевреза, за которым английские наставники на этот раз заехали в его особняк на улицу Сен-Тома-дю-Лувр. В это время высшие государственные органы — парламент, высший податной суд, городской глава и другие — занимали места в церковном нефе. Все ждали короля, который должен был во главе всего двора сопровождать свою сестру из архиепископства к алтарю.
Ждать пришлось долго, так как он прибыл лишь в половине пятого, и кортеж начал свое шествие в пять. Он был поистине великолепен! Впереди, между Карлайлом и Холландом, сразу же за королевскими гроссмейстером и церемониймейстером, выступал Шеврез, все так же в черном, но более нарядный, нежели во время обручения. Далее шли швейцарские гвардейцы, телохранители, оркестр, состоявший из барабанщиков, трубачей и гобоистов, рыцари Святого. Духа, семь герольдов, три маршала Франции, несколько герцогов и пэров и, наконец, Генриетта-Мария, которую вели под руки король в золотом одеянии и его брат. Длинный шлейф невесты, блиставший бриллиантами, несли принцессы де Конде, де Конти и графиня де Суассон. За ними следовали королевы, затем герцогини де Монпансье, де Гиз, де Шеврез и д'Эльбеф, все также в платьях со шлейфами. На паперти были построены трибуны для сколько-нибудь значимых людей и зажиточных горожанок, но народу было столько, что трибуна, на которой нашел себе место Рубенс, рухнула под тяжестью собравшихся. Художнику удалось уцепиться за одну из опор, но не менее тридцати человек упали на землю. К счастью, без серьезных последствий.
Кардинал де Ла Рошфуко на возвышении приступил к церемонии венчания прямо на открытом воздухе, после чего, кортеж вошел в собор, чтобы присутствовать при мессе. Эрзац-король Англии и два его посла, исповедовавшие протестантство, были вынуждены покинуть собор, чтобы по окончании мессы, на выходе, снова занять свои места в процессии. После торжественного богослужения все вернулись в архиепископство, где был приготовлен роскошный пир, в то время как празднично освещенный Париж предавался веселью, люди плясали на перекрестках, вино лилось рекой, палили пушки и сверкали фейерверки.
Для Марии это был поистине волшебный день. Во время церемонии, героем которой был ее супруг, она занимала привилегированное место. Кроме того, она ощущала себя еще более красивой, чем обычно, в золотисто-розовом платье, обсыпанном мелкими бриллиантами, служившими сверкающей оправой ее плечам и шее, очаровательные линии которых не были прикрыты никаким украшением. В то же время в ее волосах искрились бриллиантовые звезды. Никто не смог бы догадаться, что она была в положении,
— Этой ночью! В павильоне в саду…
— Нет! — испугалась она. — Это будет слишком неосмотрительно…
— Я так хочу! Если только вы не предпочитаете собственную спальню?
Она не ответила, зная, что, даже рискуя погубить себя и быть застигнутой собственным мужем, она все равно подчинится ему, ибо она любила его с каждым днем все сильнее. Так, что не в силах была даже думать о том дне, еще далеком, но явно неизбежном, когда им придется расстаться.
Вернувшись домой вместе с мужем, Мария присела на пороге своей спальни в глубоком реверансе.
— Желаю Вашему Величеству доброй ночи! — проговорила она. — Полагаю, после такого триумфального дня Ваше Величество изрядно устали?
Шеврез отнюдь не выглядел усталым. Он весь так и светился от счастья, и, чтобы не пропустить ни единой секунды этого особого дня, он почти не пил.
— Устал, я? С чего вы это взяли, моя красавица? Мне, напротив, кажется, что такая слава заслуживает достойного продолжения. Почему бы сегодня королю Англии не выбрать себе фаворитку? Вы особенно подходите на эту роль, поскольку я вас никогда еще не видел столь красивой! — добавил он, увлекая ее в постель.
Отказаться было невозможно. Пришлось пройти через это, и, к несчастью, Клод в эту ночь оказался столь же азартным, как и в первые месяцы их супружества. Когда наконец он уснул, рассвет был уже близок. Опасаясь недовольства (порой весьма бурного) Генриха, Мария выскользнула из постели, накинула халат и комнатные туфли и бросилась вниз по лестнице, ведущей в сад, боясь как встретиться с возлюбленным, так и не застать его в условленном месте. Она бросилась бегом в сторону павильона, почти не разбирая дороги, как вдруг чья-то рука резко схватила ее и увлекла в одну из беседок.
— Вы вовремя! — проворчал Холланд. — Я собирался искать вас!
— Но не возле мужа, по крайней мере!
— Я вполне на это способен, когда лопается мое терпение! Одновременно он снимал с нее ее легкую одежду, опуская ее прямо на песок. И Мария уже не думала о том, что безумно рискует, что наступает рассвет и любой из слуг может их увидеть. Для нее имела значение лишь их близость и удовольствие, граничащее с мучением, которое она от него получала. В момент расставания она все же умолила Холланда впредь не ставить ее в столь опасное положение. Даже визиты в «Цветущую лозу» давались ей непросто, но он лишь посмеялся над ее страхами:
— Королева Генриетта-Мария отбывает лишь второго июня, и вы знаете, что мы ждем Бекингэма. Теперь он не заставит себя ждать. Как там у вас с королевой?
— Так, как мы хотели! Я столько ей о нем рассказывала, так превозносила его любовь к ней, что она теперь грезит о нем так же, как он о ней.
— Чудесно! Скоро мы будем держать в руках чрезвычайно важные нити. Теперь ступайте к себе! Поговорим об этом в нашем любовном гнездышке позже, послезавтра. Видите, я умею быть благоразумным! — добавил он, касаясь ее губ легким поцелуем.