Мария Стюарт
Шрифт:
25 октября члены комиссии вновь собрались в Звездной палате Вестминстера. После того как Но и Кёрл «под присягой, лично и добровольно, без надежды на вознаграждение, клятвенно засвидетельствовали перед ними, что все письма и копии писем, показанные им ранее, подлинные, шотландской королеве был вынесен приговор». За преамбулой и датой следовал приговор: «Упомянутая Мария претендовала на корону королевства Англии и поэтому соучаствовала в различных планах нанести ущерб, причинить смерть и погибель личности нашей правительницы, королевы Елизаветы, вопреки тому, что говорится в статуте, оговоренном в мандате комиссии». Приговор «никоим образом не ущемлял права и честь Якова, короля Шотландии; они остаются неизменными, как если бы этот приговор вообще не был вынесен». Через несколько дней парламент составил длинный список преступлений Марии и провозгласил: «Мы не можем найти способа обеспечить безопасность Вашего Величества иначе, чем при посредстве справедливой и скорой казни вышеупомянутой королевы». Реакция
«Моя жизнь подверглась опасности… и ничто не печалит меня больше, чем то, что такое преступление совершила женщина, сходная со мной полом, рангом и положением, происхождением и близкая мне по крови. Я же далека от того, чтобы питать к ней злобу. После того как были раскрыты ее изменнические замыслы против меня, я тайно написала ей, что, если она во всем признается в адресованном мне личном письме, все это дело будет предано забвению».
Затем в длинном послании, написанном, надо признать, изящным литературным стилем, Елизавета обещала «обнародовать наше решение в удобный момент». Она попросила лорд-канцлера придумать лучший способ пощадить Марию. Лордканцлер и спикер парламента Пакеринг долго умоляли ее принять решение, и она дала им «ответ без ответа». Бёрли дал личному секретарю Елизаветы Дэвисону инструкции побудить ее принять решение и отдать приказ казнить Марию. Но побуждения Дэвисона не возымели никакого действия.
Историки по-прежнему безрезультатно спорят о том, отложила ли Елизавета принятие окончательного решения из-за своей обычной склонности к промедлению или же из-за более серьезного нежелания отдавать приказ о казни сестры-правительницы, однако могли сыграть свою роль и другие факторы. Католические державы Европы усмотрели бы в казни Марии атаку на них самих, а такое требовало ответа. Рим и английские католики сочли бы Марию католической мученицей, что превратило бы Елизавету в главную мишень фанатиков. Рядом с Елизаветой находились Бёрли и Уолсингем, умолявшие ее действовать незамедлительно, но ведь кинжал убийцы угрожал не их глоткам. Наконец, Елизавету постоянно информировали о состоянии здоровья Марии, и она знала, что, если подождет достаточно долго, Мария скорее всего скончается раньше нее от естественных причин. В тот момент было больше доводов в пользу отсрочки. Марии же оставалось только ждать решения своей судьбы.
Глава XIX
«ВЫ — ПОКОЙНИЦА»
После отъезда членов комиссии и в ожидании неизбежного приговора Паулет стал более снисходительным к Марии, а она — менее церемонной в его присутствии. Бургойн никогда не видел ее «столь радостной или столь свободной в обращении за все семь лет службы у нее. Она говорила только о досуге и развлечениях, высказывала свои размышления об истории Англии; сочинения о ней она читала на протяжении большей части дня, а затем проводила время со своим двором радостно и по-семейному, без тени печали».
Все люди страшатся смерти, но нас чаще беспокоит то, что ни время, ни обстоятельства ее прихода неизвестны. Мария же теперь была уверена в том, что умрет в соответствии с требованием закона, который она сама считала недействительным, и хотя точный способ предания ее смерти был пока неизвестен, она знала, что, учитывая ее ранг, он окажется настолько безболезненным и исполненным достоинства, насколько это возможно. В прошлом Марии случалось быть свидетельницей подобных казней — поэта Шателяра, например, — и она видела, как быстро делает свою работу топор, если с ним умело обращаются. Она также видела и бойню, в которую превратилась казнь лорда Джона Гордона, но мудро выкинула это из головы.
1 ноября 1586 года, День Всех Святых, Мария провела в молитве, а затем долго беседовала с сэром Эмиасом, который был поражен ее самообладанием, ведь «ни одного из ныне живущих людей не обвиняли в таких ужасных и отвратительных преступлениях». Мария сказала ему, что «не имеет основания чувствовать себя расстроенной или обеспокоенной, так как не сделала ничего дурного». Она смирилась с тем фактом, что члены комиссии прибыли в замок, заранее приняв решение, а весь суд был лишь представлением. Мария и Паулет поспорили относительно претензий Елизаветы на титул главы церкви, право на который провозгласил ее отец Генрих VIII. Устав от бесплодного спора, Мария заявила, что на самом деле факты не имеют значения, потому что они таковы, какими их хочет видеть Елизавета. Паулет был сердечно рад удалиться и не слушать «ненужные и праздные речи» Марии: «Я ушел, иначе она ни за что не позволила бы мне удалиться».
Через две недели, 13 ноября, на помощь Паулету был прислан сэр Дрю Друри, а 19 ноября в Фотерингей прибыли лорд Бакхёрст [127] и Роберт Билль с инструкциями от Елизаветы сообщить Марии, что парламент приговорил ее к смерти. Им было также дано распоряжение подслушивать везде, где только можно, разрешались и тайные встречи с Марией на тот случай, если бы она пожелала «открыть некие секреты, с тем чтобы о них сообщили нам». Совесть Елизаветы была неспокойна, потому что у нее по-прежнему не было признания Марии в предательстве. Марии велели приготовиться и сказали, что к ней приедет настоятель собора в Питерборо. Она отвечала: «Англичане многократно убивали своих монархов,
127
Томас Сэксил, лорд Бакхёрст, с 1604 года граф Дорсет (1536— 1608) — член Тайного совета, лорд-лейтенант Сассекса.
Паулет также претерпевал страдания, так как ненавистным ему обязанностям тюремщика, казалось, не будет конца. Очевидный конец — смерть Марии — выглядел столь же далеким, как и раньше. В своих письмах Паулет находил эвфемизмы для желанного события: «Жертвоприношение правосудия, совершенное в отношении этой леди, моей подопечной, корня и источника всех моих бедствий». Существовала также ужасающая, не отступающая возможность того, что Марию пощадят и она переживет Елизавету. Тем не менее следующий поступок Паулета стал одним из самых жестоких и мелочных.
Когда Бакхёрст покинул Фотерингей, доставив свои известия, к Марии пришли Паулет и Друри и объявили ей, что она опять должна убрать возвышение для трона и балдахин, на этот раз навсегда. Их объяснение было хладнокровным и садистским: «Вы — покойница, лишенная чести и достоинства королевы». Как мы уже видели, геральдические символы имели жизненно важное значение для Марии. На ее гербе присутствовали французские лилии, шотландский лев и три английских льва, и три этих символа достоинства охватывали собой ее прошлое королевы Шотландии, затем — Франции, а затем, по желанию ее свекра, и ее претензии на английский престол. В глазах Паулета она была вдовствующей королевой Франции и потому не имела значения для его англо-центричного сознания. Она отреклась от шотландского престола и не имела никаких прав на трон английский. Осужденная на смерть английским парламентом, она поэтому представляла собой незавершенное дело. Мария возразила Паулету, а ее слуги отказались убрать возвышение и балдахин, однако эта задача была быстро выполнена шестью или семью людьми Паулета. Затем Паулет сел в ее присутствии без разрешения — страшное оскорбление — и приказал убрать бильярдный стол Марии. Она ответила, что не использовала бильярдный стол с тех пор, как его привезли в Фотерингей, так как была занята другими делами. Затем она сказала Паулету, что чтение трудов по английской истории заставляет ее сравнить себя с Ричардом II, поскольку ее тоже лишили знаков королевского достоинства. Паулет не ответил ей, но вышел из комнаты, не дожидаясь разрешения удалиться.
Мария заменила балдахин из золотой парчи распятием и изображением Страстей Христовых, тем самым отказываясь от светской власти ради веры. Она также написала Елизавете, горько жалуясь на действия Паулета и выражая надежду, что эти распоряжения не исходили от самой королевы. Мария сообщила Елизавете и то, что с ней обращаются «недостойным принцессы и благородной женщины образом», и рассказала о нанесенных Паулетом оскорблениях ее достоинству.
К ее страданиям добавилась и ревматическая боль. 23 ноября Мария все-таки сумела написать четыре письма, одно из которых предназначалось ее послу во Франции. В послании она объявляла о своей вере: «Я желаю умереть в подчинении церкви, а не убивать кого-либо, чтобы осуществить свои права». Второе письмо было адресовано папе Сиксту V, и в нем выражалась надежда, что она умрет, успев исповедаться священнику. Исповедник Марии, или раздатчик милостыни, де Про, находился в Фотерингее, но, проявив ненужную жестокость, ему запретили посещать свою госпожу до самого кануна казни. Мария также просила папу уговорить Генриха III использовать ее приданое для выплаты жалованья ее слугам и для служения ежегодных поминальных месс. Неспособная отказаться от интриг и сплетен, Мария предупредила его святейшество, что сеньор де Сен-Жан был, как она подозревала, шпионом Бёрли. Третье письмо было для Мендосы: «Мне хватило смелости смиренно принять несправедливый приговор еретиков… Не противореча им, я приняла высокую честь, которую они мне оказали, признав меня ревнительницей католической веры, ради которой я публично отдаю свою жизнь». Она продолжала: «Обвинители сказали мне: что бы я ни говорила или ни делала, я умру не из-за моей религии, но потому, что замышляла убить их королеву». Далее она сообщала Мендосе о том, что ее балдахин с гербом убрали, а также о том, что «они теперь ведут работы в зале — полагаю, возводят эшафот, на котором мне предстоит сыграть последний акт трагедии». Наконец, она просила сообщить Филиппу II, что, если ее сын Яков останется протестантом, тогда ее права на английский престол перейдут испанскому королю. Мария послала ему алмаз, который некогда получила от Норфолка. Последнее письмо предназначалось герцогу де Гизу, которому она писала в сентябре, «опасаясь отравления или тайного убийства». Она повторила просьбу, уже высказанную папе, о выплате жалованья слугам, уплате долгов и организации ежегодных поминальных месс.