Мария в поисках кита
Шрифт:
Были еще курительные трубки, бонсаи, кальяны, барометры-анероиды, музыкальные инструменты и палочки для еды, занимавшие, в отличие от кальянов и инструментов, минимум места. Ах да — телефоны! Числом три, не такие старинные и вычурные, как здешний: в лучшем случае — времен культа личности. Ни один не работает, для этих утилитарных целей существует вполне современная трубка… Что, если и здесь есть современная трубка?
Но где ее искать?
Не в магазине, а в жилых помещениях, ведь Анхель-Эусебио где-нибудь да обитает!..
Прямо за прилавком находилась дверь,
Этот, вполне обыденный звук показался мне зловещим: быть может, потому, что никаких других звуков, так свойственных любому дому, не было. Ни шороха, ни скрипа, ни вздоха. Придется самой создавать звуковое сопровождение, решила я про себя и ухватилась рукой за лестничные перила. И даже поднялась на один пролет, по ходу отмечая: неизвестный мне Анхель-Эусебио — весьма своеобразный cavalillo [22] и не такая уж деревенщина, если судить по картинам, развешанным на стенах. Вернее, это были не картины, а гравюры под стеклом, в добротных паспарту. Сумрачные, как прихожая; настораживающие, как тиканье невидимых часов. Для того чтобы разглядеть их в подробностях, света было недостаточно, но общий настрой я уловила: картинки жизни грешников, прямой репортаж из ада. Так мог бы писать Босх, живи он в наше время.
22
Парнишка (исп.).
Да-да, в этих гравюрах было что-то явно сегодняшнее! Какие-то коды и ключи, понять которые может лишь современный человек, знакомый с глобальными и локальными эко-катастрофами, практикой серийных и просто массовых убийств, компьютерными вирусами, противопехотными минами, теориями заговоров и обвалом биржевых котировок.
Пока я размышляла обо всех этих безрадостных вещах, сзади послышался едва уловимый шорох и почти сразу же зажегся свет. Вскрикнув от неожиданности, я резко обернулась: внизу стояла ВПЗР в наполовину застегнутой куртке, из которой высовывалась мордочка Гимбо.
— Ч-черт! Вы меня напугали, — бросила я.
ВПЗР расплылась в гаденькой улыбке: видимо, на этот эффект она и рассчитывала.
— Осваиваешь незаселенные площади?
— С чего вы взяли? Просто ищу телефон. Хочу убраться отсюда побыстрее… Раз уж нас не связывают больше производственные отношения.
— На твоем месте я бы не стала рисковать. Вдруг наткнешься на что-то такое, что твой утлый умишко будет не в состоянии переварить.
— Я сама решу, что мне делать… На моем месте.
— Как знаешь, — ВПЗР пожата плечами. — Но помни, что любопытство сгубило кошку.
Стоило ей только произнести эту подкупающую новизной многозначительную фразу, как Гимбо коротко мяукнула.
— Речь не о тебе, малышка. Речь об одной маленькой дряни, которая
Сказав это, ВПЗР резко повернулась и исчезла в недрах магазинчика.
Подниматься наверх мне почему-то расхотелось. Не из-за туманных издевательских реплик ВПЗР, больше походивших на угрозы… Да нет, именно из-за них! Какой бы гнусной ни была моя (теперь уже бывшая) работодательница, в сложившейся ситуации нам лучше держаться вместе.
Вернувшись к стойке, я застала ВПЗР примеряющей головные уборы из скудного ассортимента лавчонки. Напялив очередную бейсболку, она уставилась в небольшое круглое зеркало, висевшее на стенде с солнцезащитными очками.
— С чего вы взяли, что телефоны не работают? — бросила я.
— Какая-то сволочь обрезала провод. — ВПЗР широко улыбнулась собственному отражению и надвинула бейсболку поглубже. — Сама посмотри.
Бейсболки не идут ВПЗР категорически. Как не идут меховые и вязаные шапки, платки, плоские узорчатые растаманки, капюшоны, шляпы с широкими полями и скрученные в жгут банданы. Все это упрощает облик ВПЗР. А она — совсем не проста, совсем, — провод на телефоне и вправду обрезан. Каким-то острым предметом (ножницы? нож?) и очень аккуратно. Восстановить повреждение с той же аккуратностью вряд ли получится, но сейчас не до эстетики!
— Не такая уж это и проблема, — заметила я, ухватившись за оба конца провода и поднеся их друг к другу. — Все будет готово в три секунды.
— Ну-ну. — ВПЗР подмигнула мне из зеркала. — Рискни. Ножницы и изолента в коробке под прилавком.
— Вы, я смотрю, все здесь изучили. Когда только успеваете?
— Мало сплю. Любопытствую и сопоставляю, как и положено большому писателю…
— И даже перспектива повторить судьбу архетипической кошки не пугает?
— Нисколько не пугает.
Снова этот самодовольный радийный голос! Похоже, ВПЗР подсела на него капитально. Дала ему волю — и он ускакал не то что за горизонт, он обежал всю землю в режиме оверштаг и вернулся — с ножницами и изолентой.
Ими я и воспользовалась, чтобы починить провод. После того, как операция была завершена, я снова взялась за трубку и снова не обнаружила в ней ничего, кроме гнетущей тишины.
— Тухло, да? — посочувствовала мне ВПЗР. — Ты, конечно, надеялась на другой исход.
— Ничего не понимаю…
— Думаю, что неизвестная нам… м-м… сволочь сначала обрезала провод, а потом, когда появился люфт во времени, разбила к чертям телефонный щиток. Или как там это называется?
— Вы видели разбитый щиток?
— Нет.
— Тогда почему вы решили…
— У тебя есть другие версии?
Никаких версий у меня не было, зато опять засосало под ложечкой. «Синдром Талего» — вот как я назову это не самое приятное ощущение, когда выберусь отсюда.