Мария в поисках кита
Шрифт:
Да нет, он и есть актер! — неожиданно осенило меня.
Тот самый актер, о котором говорил старина Фернандо-Рамон, — Курро!
— Так вот где ты обитаешь, Курро, — сказала я вслух. — Надо полагать, и твой брат Кико где-то поблизости? Ну что ж, давайте знакомиться!..
Но за неимением Курро и Кико в обозримом пространстве я продолжила знакомство исключительно с их домом. Вернее, гостиной, потому что обе принадлежавшие братьям спальни никакого интереса не представляли. В них можно было смотреться, как в зеркало — такими одинаковыми они выглядели: в каждой стояли узкая кровать с высокой деревянной спинкой в изголовье, стул и платяной шкаф. Какая из них принадлежат Курро, а какая — Кико? Сразу и не сообразишь, если не воспользуешься
Увеличенная фотография marinerito [30] была точной копией снимка с каминной полки, и вывод напрашивался сам собой: висит она в спальне Курро. Следовательно, спальня с детскими рисунками принадлежит братцу Кико. А рисунки — принадлежат? И вообще, сколько лет Кико? Как он выглядит? С Курро все понятно: мужчина около сорока, с лицом, которое можно назвать симпатичным. И даже мужественным, но — опять же: каким-то условным. С неустоявшимися, прихваченными на живую нитку чертами.
30
Морячок (исп.).
Ох уж эти актеры!..
Предельная разница в возрасте между Курро и Кико не должна превышать двадцати — двадцати пяти лет. При условии, что рождены они от одной матери. А если от разных? Тогда возраст Кико вполне укладывается в десяти- и даже пятнадцатилетие: от пяти и старше, вплоть до продажи данному субъекту крепких спиртных напитков. Подумав еще немного, я отсекаю нижний порог. Про пятилетнего не скажешь то, что сказал старина Фернандо-Рамон: «никакой опасности для окружающих он не представляет». Правда, там была и первая часть фразы: «у несчастного Кико не все в порядке с головой».
Интересно, в чем именно выражается это «не все в порядке»? Он аутист? Имбецил? Или просто — шизофреник?
Я задерживаюсь в спальне Кико несколько дольше, чем в спальне его брата, — из-за рисунков. Разглядывая картинки, я пытаюсь понять, кто рисовал их — ребенок или сумасшедший?
Ничего толкового из этих размышлений не получается. Ничего, что выходило бы за рамки обыкновенного детского творчества. На семи из десяти картинок изображен маяк «Cara al mar». Маяк окружен чайками (в виде обычных черных галочек), кошками (в виде диковинных зверей, где ноги и хвосты перепутаны местами, а франтоватые усы лихо приподняты вверх). Кроме маяка, кошек и чаек присутствуют странного вида киты с женскими головами и Курро. Конечно же Курро — Великий и Ужасный Старший Брат! Курро и вправду велик — во всяком случае, в рамках одной, отдельно взятой картинки: он занимает ее целиком. Я вижу еще одну интерпретацию marinerito, правда, на этот раз на ленточке (детским спотыкающимся почерком) написано не «Usamo», а нечто неудобоваримое:
«MARIAGISELAPIEDAD».
Чтобы столь длинное и глупое название уложилось в мозгах, мне приходится напрячься. И даже разделить его на составляющие. Получается что-то вроде «Мария-Гизела-Пьедад», а это — женские имена! Причем Пьедад — моя хорошая знакомая, почти что родственница. Учитывая некоторое количество времени, что я провела над анонимным блокнотом с заднего двора сувенирной лавки.
Может, и блокнот не так уж анонимен?
Может, он принадлежит Курро? Тогда и щегольская куртка с яркими накладными карманами тоже принадлежит Курро!..
Это предположение вызывает во мне глухой протест: я уже привыкла ассоциировать куртку и блокнот с негодяем, треплом и бабником Сабасом. Презервативы во внутреннем кармане и целая россыпь женских имен в блокноте — как это похоже на Сабаса!.. С другой стороны — это похоже на любого мужчину вообще: презервативы, ставки на футбольном тотализаторе, женские имена… Сложно сконструированные женские имена — MARIAGISELAPIEDAD ,
Нет-нет, владелец блокнота не Курро. Владелец блокнота никогда не позволил бы себе задвинуть Пьедад в самый конец и уж тем более не прицепил бы к ней невесть кого. Если локомотив — Мария, спальный вагон — Гизела, то Пьедад, выходит, — вагон-ресторан? Ха-ха, вот уж дудки! Пьедад — единственная в своем роде, об этом вопиют записи в блокноте. Преступная мать. Извращенка-сестра, тайно вожделеющая своего брата, и к тому же — бобслеистка, недаром она так эффектно движется по желобу из восклицательных знаков. Но может оказаться и лыжницей, если принять восклицательные знаки за лыжные палки…
Странные, очень странные мысли роятся в моей голове — лыжные палки, бобслейные трассы, вагон-ресторан Пьедад… Подобный
Брысь, ВПЗР, брысь!!!
Или все дело в том, что я нахожусь в доме, где один из хозяев — сумасшедший? И это сумасшествие иногда вытекает из отверстий в теле Кико. Просачивается, как вода. Или — как эфир. Или — как веселящий газ. Ну да, я несколько раз улыбнулась, разглядывая рисунки Кико!..
На полу в гостиной лежит большой ковер. Когда-то давно он был очень красив, но сейчас краски потускнели, шерсть вытерлась и местами проглядывает грязно-коричневая основа. Из-за этих проплешин уловить геометрию растительного орнамента довольно сложно. Кажется, это стилизованные бутоны цветов, сами цветы, стебли и запутавшиеся в них птицы.
Мебель сохранилась намного лучше ковра: кожаный диван, два глубоких кожаных кресла и письменный стол выглядят почти новыми. То же можно сказать о довольно вместительном книжном шкафе. И еще — книг в нем намного меньше, чем могло бы быть. Они занимают всего лишь пару полок, остальное пространство отдано свернутым в трубки плакатам. Или картам. Или афишам. Кроме письменного стола, стоящего у окна, есть еще один стол — обеденный. Он покрыт тяжелой, свисающей до пола плюшевой скатертью с пушистыми кистями. В самом центре стола — там, где обычно ставят вазу с цветами или корзинку с фруктами, — стоят песочные часы внушительного размера. Они окружены миниатюрной насыпью из камней; «тоже мне, икебана сраная!», сказала бы про эту концептуальную инсталляцию ВПЗР.
Что-то не так.
Несколько секунд я пытаюсь понять, что именно не так в тихой гостиной. Нет, никаких посторонних звуков не слышно. Сплошная ватная тишина — еще более ватная и непроницаемая, чем в лавке Анхеля-Эусебио: там хотя бы тикали часы… Вот оно! — часы. «Что-то не так» связано с часами, на этот раз — песочными. Песок в них соскальзывает струйкой из верхней колбы в нижнюю. Там, наверху, его еще достаточно, его даже больше, чем внизу; время не вышло!
Непонятно только, какое именно время должно выйти. И кто запустил немудреный механизм часов? И — как давно он был запущен? Я здесь минут десять-пятнадцать, но кто-то появился раньше и успел уйти до меня, а песок все сыплется и сыплется…
Если бы это была ВПЗР — я обязательно бы встретила ее в прилегающих к «Cara al mar» окрестностях. Ведь дорога к маяку — единственная, тут и не захочешь, а столкнешься! Мне снова становится не по себе — совсем как на лестнице в доме Анхеля-Эусебио, по которой я так и не поднялась до конца.
Я пытаюсь выдавить из себя что-то вроде «Эй! Кто здесь?», но вместо этого получаются невнятный хрип и бульканье. Гостиная, до сих выглядевшая дружелюбной и неопасной, вдруг мрачнеет; из углов выползают тени, а потом она и вовсе начинает кружиться вокруг меня. Как будто я стою в центре дьявольской карусели, и мимо проплывают книжный шкаф, диван, кресла, оба стола — письменный и обеденный, огромный глобус, старинный глобус.