Марийкино детство
Шрифт:
– Вечер добрый!
У Марийки дрогнуло сердце и даже в горле пересохло. Она провела сухим языком по cухим губам, шагнула ближе и замерла. Саша-переплётчик! Она уже раскрыла рот, чтобы закричать от неожиданности, и толкнула Стэллу, но Патапуф, наклонившись к ней, сказал:
– Тихо! Если его узнают, плохо будет. Идите вперёд и не оглядывайтесь.
Стэлла с Марийкой обогнали Сашу и Патапуфа и пошли по переулку, прислушиваясь к их шагам.
«Вернулся! – думала Марийка. – Переодетый – значит, за ним следят».
Навстречу им несколько
Возле круглого здания зимнего цирка Патапуф и Саша остановились. Патапуф оглянулся по сторонам, потом приоткрыл какую-то маленькую дверь, пропустил Сашу вперёд и вошёл сам. Девочкам он шепнул:
– Подождите меня.
Дверь за ними тихо захлопнулась.
ТАЙНА МАРИЙКИ И СТЭЛЛЫ
Весь следующий день Марийка жила в страхе – как бы кому-нибудь не проговориться о том, что Саша вернулся и прячется в цирке.
Ей так и хотелось рассказать матери, или Вере, или Сеньке эту новость. Она не могла ни есть, ни пить, ёрзала на месте. У неё даже разболелась голова из-за того, что она одна знала такой страшный секрет, и она думала, что если бы можно было про это поговорить, то ей бы стало легче.
Наконец Марийка не выдержала:
– Что я тебе расскажу, Вера…
Вера приподняла голову от шитья:
– Ну что?
– Знаешь, когда мы вчера шли со Стэллой из кинематографа…
– Ну?
– …так было очень холодно…
– Только это! А я думала, с вами что-нибудь приключилось.
– Ей-богу, не приключилось…
Марийка бросила работу и с горящими щеками выскочила в сени.
«Дура! Малахольная… – ругала она себя. – Чуть-чуть не проболталась!»
После обеда она побежала к Стэлле. Стэлла была одна. Она плотно прикрыла за Марийкой дверь и сказала:
– Хорошо, что ты пришла. Вечером попозже мы пойдём «туда». Ты никому не сказала?
– Нет.
– То-то же! Жди меня ровно в десять часов на бульваре. Никто не должен видеть, что мы вместе уходим со двора.
Вечером в подвале все сидели за столом и пили чай с сахарином. Топилась печка, горели две тусклые коптилки, и оттого, что за тёмными окнами звенел дождь, казалось, что тут как-то особенно светло и уютно.
Печник сидел за столом босой, без пояса и вполголоса, часто посматривая на дверь, рассказывал о том, как оккупанты целыми составами отправляют к себе хлеб нового урожая и как возле Павлограда крестьяне разворотили насыпь и сбросили под откос паровоз. Марийка глотала горячий, приторно сладкий чай, а сама то и дело поглядывала на часы. Без десяти минут десять она вышла из-за стола и начала натягивать пальтишко.
– Ты куда это собралась на ночь глядя? – спросила Поля. – Дождь так и хлещет…
– Я к Стэлле, ненадолго. Она мне книжку обещала дать.
Не слушая, что ей говорит мать, Марийка выскочила за дверь и побежала через
«Что я наделала? – думала она. – Не надо было говорить, что я иду к Стэлле. Как бы чего не вышло…»
Потом она махнула рукой и побежала дальше.
Бульвар был пуст. Качались под ветром поредевшие деревья, дождь барабанил по мокрым скамейкам. Стэллы не было на условленном месте. Прошло пять минут. Марийка промокла до костей, а Стэлла всё не шла.
Может быть, она, не дождавшись, ушла одна или, может быть, она ждёт Марийку у себя дома? Марийка кинулась бежать обратно, но тотчас же остановилась. Нет, никто не Должен видеть, что она бегает к Стэлле.
Так она топталась на одном месте, не зная, что делать, пока не увидела у фонаря в конце аллеи маленькую фигурку под большим зонтиком. Это была Стэлла.
– Марийка, ты здесь? А я думала, что ты испугаешься дождя. Ну, бери меня под руку.
Они побежали, прячась обе под зонтиком.
– Что ты несёшь? – спросила Марийка, заметив у Стэллы в руках узелок.
– Это еда для него. Он ведь целый день сидит голодный. Мы будем носить ему что-нибудь каждый вечер.
– Стзлла, а его в цирке не найдут? Как ты думаешь?
– Думаю, что нет. Ведь цирк сейчас закрыт, там никого нет, кроме крыс. Папа сказал, что лучшего места не сыщешь…
– Ну, а если гайдамаки найдут, что тогда?
– Тогда расстреляют.
Вот и цирк. Они обогнули забитый досками главный вход и подошли к маленькой боковой дверце. Стэлла сложила зонтик и тихонько стукнула в дверь. Марийка оглянулась. Улица терялась в темноте. Дождь лил всё сильнее. Дверь приоткрылась и пропустила девочек.
– Идите за мною, – услышала Марийка Сашин голос.
В темноте, ощупывая стенки, они прошли через какой-то коридор, свернули направо, потом налево, поднялись по железной лестнице и очутились в крохотной комнатушке, где возле зеркала горела свеча. Это была артистическая уборная. На стене висели обрывки афиш и обручи, затянутые продранной папиросной бумагой. На полу валялись какие-то пёстрые тряпки. Саша-переплётчик был теперь уже без шапки, но в той же крестьянской рубашке и широких штанах. Он, улыбаясь, смотрел на Марийку.
– Здравствуй, кучерявая! Видишь, я вернулся, как обещал. Здорово, Стэлла… Принесли мне поесть? Это дело! Я готов съесть хоть целого вола.
– Здравствуй, кучерявая! Видишь, я вернулся, как обещал. —Саша присел на ящик и начал хлебать суп.
Стэлла торопливо развязала узелок и вытащила кастрюльку, ложку и тарелку, прикрытую крышкой.
– Здесь суп, а это картофельные котлеты – я сама жарила… Тут ещё вобла и хлеб вам к завтра.