Марк Твен
Шрифт:
О работе над «Визитом» Твен рассказывает брату Ориону в письме от 23 марта 1878 года. «9 лет тому назад, — пишет Твен, — я составил план моего «Визита на небеса»… Время от времени я добавлял какую-либо мысль. Через год или больше я расширил написанное. Но без успеха. Пять лет тому назад я написал это снова, изменив план. Эта рукопись лежит сейчас рядом, она значительно лучше первоначальной попытки, но еще не доделана… И вот я думаю и думаю, и вдруг мне приходит в голову — почему я считаю план правильным?! Обрати внимание — я никогда не изменял идей, с самого начала — план был труден» [482] .
482
«Mark Twain's Letters», v. I, p. 323–324.
Письмо
Письмо раскрывает двери в творческую лабораторию писателя. Твен любил вынашивать свои произведения и не спешил печатать то, к чему относился с наибольшей серьезностью. Так он поступал с «Гекльберри Финном», с «Жанной д'Арк», с некоторыми сатирическими рассказами. Из письма видно, что рассказ был запрятан в сейф не из боязни погрешить против буржуазного общественного мнения, а потому что автор долгие годы считал его несовершенным, незрелым и поэтому неприемлемым для печати. Он искал формы, удобной не только в отношении маскировки, но и удачной в литературном отношении. Эти многолетние упорные поиски наиболее совершенного оформления антирелигиозной сатиры свидетельствуют о том, какое значение Твен придавал литературной технике, с другой стороны — насколько важной ему казалась тема «Визита на небеса».
Что же представляет собой рассказ? Несмотря на позднее опубликование, по духу это ранний Марк Твен. В рассказе много задора, преувеличений, доведенных до гигантских масштабов, гротескных контрастов. Манера повествования рассчитана на устную передачу; рассказчик- традиционный простак из «комических полос» газет фронтира. Сюжет рассказа — фольклорного происхождения. На западе Америки бытовали и широко были распространены устные комические рассказы о снах-видениях, о пребывании живого человека в загробном мире.
Но произведение недаром десятилетиями отлеживалось в архивах писателя. По рассказу рассыпаны меткие и глубокие мысли более зрелого Твена, его наблюдения над жизнью, его рассуждения на тему, что нужно для счастья человека, для настоящего, а не бутафорного блаженства?
Вместе с капитаном Стормфилдом читатель отправляется на небеса, его глазами смотрит на межпланетные пространства и на небожителей. С первых же страниц начинается усиленное подчеркивание бытовых деталей этого «небесного» путешествия. На первый план автор выдвигает земное сознание капитана Стормфилда.
Капитан умер, летит по воздуху, как птица. Не душа его, а весь он, земной, несется сквозь облака, темноту и даже успевает при вспышке молнии заметить время: полет начался в 12 ч. 22 мин. В этой необычайной ситуации капитан сохраняет свои профессиональные привычки, манеры, лексикон; перекликается со встречными на речной манер (как переговариваются между собою капитаны встречных судов); ему хочется покурить, выпить чего-нибудь.
В пути капитан встречается с евреем Соломоном Гольдштейном. Тот оплакивает свою умершую дочь, которая была для него «зеницей ока». Гольдштейн желал умереть, чтобы снова встретиться с дочерью, а теперь видит, что встречи не будет, он потерял ее навсегда. Одним этим подчеркнутым «навсегда» Твен устанавливает свое отношение к христианской идее о потустороннем мире, о встрече душ в загробном царстве. Нет этой встречи. Есть земная любовь,
Что касается новоявленных «небожителей» — капитана и его спутников, то они целиком земные люди. Молодой Бейли — «республиканец в политике» — покончил с собой из-за неудачной любви, а на небесах встретил своего соперника. Тот тоже застрелился: после смерти Бейли выяснилось, что девушка любит Бейли, а не его. Твен юмористически описывает досаду, отчаяние и ламентации Бейли, поспешившего отправиться к праотцам. Его новые приятели на небесах, слушая Бейли, неимоверно устали от его сетований, выражения сочувствия пострадавшему и т. д. «Кое-кто думает, что мы отдыхаем, когда умираем. Подождите, увидите», — ворчит капитан Стормфилд.
Твен методически, деталь за деталью, высмеивает традиционные представления о загробной жизни — вот только что вышутил «вечный покой».
Писатель нарисовал образ добродушного негра Сэма, который дарит капитану Стормфилду свою трубку и кисет с табаком. Капитан доволен: «Славный парень, как и вся его раса», — говорит он о Сэме. Еврей Гольдштейн, негр Сэм — они не случайно возникают в рассказе Марка Твена. Описывая их судьбы и характеры, писатель показывает свое отрицательное отношение к религиозным предрассудкам, к идеям расизма.
Будучи жителем земли, бравый капитан Стормфилд не привык уступать инициативу сопернику. Попав в космические сферы и «держа курс» в рай, он увлекся гонками с кометой («послать наверх двести тысяч миллионов человек для постановки бом-брамселей и топселей!»), «уклонился от курса» и оказался в «чужих» небесах. По-земному ведут себя и обитатели кометы-соперницы: проносясь мимо Стормфилда, капитан кометы прикладывает большой палец к носу, выкрикивает презрительную фразу, повернувшись к нему спиной и подтягивая спустившуюся подтяжку. На небесах употребляется речной жаргон, небесные клерки в небесной канцелярии так же деловиты и самоуверенны, как и их собратья на земле; блаженствующие ангелы сохраняют все чувства, привычки, повадки земных людей — американцев XIX века. Из этого столкновения, обыденного с «возвышенными» представлениями о рае, рождаются сатирические курьезы; в сатирическом плане предстают все атрибуты райского блаженства и евангельские чудеса. Разоблачение сказок о райском блаженстве затрагивало самую основу христианской религии.
Райское блаженство — обман. Это сплошная дремотная, челюстедробящая скука, неподвижность, ничегонеделание. Жалкие материальные атрибуты этого «блаженства»- арфа, пальмовая ветвь и нимб — брошены еще по дороге в рай: кому придет охота тащить на себе эту ненужную тяжесть? «Блаженствующие» предоставлены самим себе, они уныло тянут молитвенные песнопения, но так фальшивят при этом, что самим становится неловко. Ангельские крылья оказываются чертовски неудобны и непрактичны: их нужно часто отдавать в стирку; да это и к лучшему, потому что пользоваться ими почти невозможно: при лобовом ветре они ломаются и задерживают ход, а прижмешь к телу — снижаешься.
Разрушая своей сатирой один из самых устойчивых религиозных предрассудков, Твен противопоставляет «райскому блаженству» свое представление о земном счастье.
Счастье на земле — это социальная справедливость, возможность общаться с другими людьми, развивать свои таланты, а самое главное — трудиться, двигаться вперед.
Умудренный личным и общественным опытом, Твен знает, что в земной жизни много тяжелого и страшного, много боли и разочарований, изнуряющей борьбы и неудач. Но эта земная жизнь, состоящая из радости и несчастий, для Твена дороже «блаженств» потустороннего мира. Престарелый писатель с молодым задором славит «земного», «грешного» человека, борющегося за свое счастье на этой несовершенной земле.