Марк. Заберу ее себе
Шрифт:
— Ну, так что? — рычит Максим. — Эта куча опилок, что у тебя в голове вместо мозгов, еще ничего не собрала воедино?
— Да, я знаю, где нахожусь, — признаю я хриплым голосом. — В какую извращенную игру ты играешь? Давай уже разберемся как мужик с мужиком.
— Только есть одна проблема. Я не вижу здесь мужика, — он пинает меня в бок ботинком и определенно попадает в цель, ударяя по ребрам и причиняя сильную боль. У меня перехватывает дыхание. Я вздрагиваю, но делаю все возможное, чтобы не свернуться калачиком в позе эмбриона, как хотелось бы.
— Да пошел
— Ты оставил мою дочь в машине одну. Ты оставил ее прикованной к рулю в машине с опущенными стеклами. Ты оставил ее одну и беззащитную, и ты хочешь, чтобы я поверил, что ты заботишься о ней?
— С ней все было в порядке. Я ушел всего на пару минут, — рычу я, разозленный тем, на что он намекает.
София моя. Я защищаю ее и уверен, что буду следить за ней внимательнее, чем он. Он даже не знал, что я трусь около нее. Когда у нас с Софией будут дети, можете быть уверены, подобного не случится.
Я снова получаю удар ногой. На этот раз меня пинает ее брат. И если не ошибаюсь, он пинает намного сильнее, чем его отец. Я хриплю и кашляю, затем подтягиваюсь, чтобы сесть. Я не собираюсь просто лежать здесь и становиться их боксерской грушей.
Максим хватает меня за волосы, одергивая мою голову назад. Он вытаскивает пистолет и приставляет дуло к моему виску. Пытаюсь оглядеться, но кругом жутко тихо. Здесь никого нет. Как такое возможно?
— Ты оставил ее одну на восемь минут и двадцать пять секунд, ублюдок. Мне понадобится всего три секунды, чтобы разбрызгать твои мозги по земле. Вот так просто. Ты же оставил мою дочь на восемь минут и двадцать пять секунд. Ты знаешь, что могло случиться с ней за это время?
Он собирается пристрелить меня здесь, и я мало что могу сделать, чтобы остановить это. Уж точно я не буду умолять его сохранить мне жизнь.
— Она была в порядке. Я не спускал с нее глаз.
— Ты не спускал с нее глаз, — повторяет он за мной. — Ты не спускал с нее глаз, — на этот раз он почти смеется над этими словами, но гнев на его лице не вызывает у меня сомнений в его истинном настроении.
— Ты присматривал за ней, когда она потянулась к бардачку и скривилась от боли, которую причинил ей наручник? Ты смотрел, когда она одолжила у проходящей мимо девушки телефон, чтобы позвонить мне и умолять сохранить твою жалкую жизнь?
— Я… — начинаю было, но запинаюсь на полуслове.
Черт. Я этого не видел. Да, я продолжал смотреть на нее через окно, но мне нужно было заплатить за бензин, и я быстро отлил, прежде чем вернуться, чтобы отвести ее в туалет.
— Ты уже не такой разговорчивый, да? — он постукивает дулом пистолета по моему виску. — А теперь я преподам тебе жизненный урок, Марк, потому что, очевидно, ты слишком глуп, чтобы понимать элементарные вещи.
— Что еще за урок? — злюсь на него, на себя, на всю эту ситуацию.
Он присаживается на корточки, все еще держа меня за волосы, и сильнее давит пистолетом, привлекая все мое внимание.
— Ты ведь не местный, ты кочевник, просто едешь, куда хочешь? Тебе не нужно беспокоится о врагах и изучать территорию,
Я молчу. Слышу, с каким презрением он относится к моему образу жизни, но мне плевать на это. Я наслаждался тем, как жил. Пока не встретил Софию. Признаюсь, с тех пор, как я с ней познакомился, стал думать по-другому. Я хочу пустить корни и иметь дом для наших детей. Я хочу сделать это для нее, потому что знаю, это та жизнь, о которой она мечтает. Но также я хочу этого для себя.
Делать ее счастливой — это моя работа.
Вернее, так и должно было быть. Но пистолет, упирающийся мне в висок, напоминает мне, что теперь этого может никогда не случиться.
— Я и мои люди? У нас нет такой роскоши, — продолжает Максим. — Мы должны знать все о территории, на которой живем и работаем, все о потенциальных опасностях.
— Просто пристрели меня, бл**ть, и покончим с этим, — мысли о том, что я не проведу свою жизнь с Софией, заставляют мои внутренности сжиматься. Мне нужно было еще так много ей сказать и много сделать…
Он хлопает стволом по моей макушке. И снова у меня возникает ощущение, что он не пытается причинить мне серьезный вред. Это то же самое чувство, которое я испытываю всю последнюю неделю.
— Эй, я тут пытаюсь быть великодушным и преподать тебе урок, который ты должен усвоить. Будь внимателен, или я пристрелю тебя.
— Я слушаю, — и внезапно я действительно сосредотачиваюсь на его словах. Думаю, он хочет донести до меня что-то важное, а не просто помучить мой мозг перед смертью.
Максим, кажется, удовлетворен моим ответом. Я вижу это по тому, как он отстраняется, отводит пистолет в сторону и смотрит мне в глаза.
— Вот эта заправка… Ты, наверное, не знаешь, что в десяти минутах езды отсюда на заброшенной ферме обосновалась самая жестокая банда наркодельцов всей области? Да и прилегающих районов тоже, — он делает паузу. — И уж конечно, ты не знаешь, что они любят оставлять свои закладки именно на этой чертовой заправке. Ты представляешь, что могло бы произойти, если бы они приехали сюда в тот вечер и увидели Софию одну беспомощную и прикованную к рулю? Есть шанс, что они могут приехать сюда прямо сейчас. «Дикие» не любят посторонних на своей территории. Но я чувствовал, что это важно, привезти тебя именно сюда на этот урок, поэтому рискнул.
Напряженно оглядываюсь вокруг. Теперь я гораздо больше понимаю его гнев.
— Не беспокойся. У меня есть люди поблизости. Даже если ты не видишь их, они видят нас, — указывает Максим в сторону леса. — А если мы попадем в засаду, мы спрячемся за твоим трупом, — добавляет он небрежно.
— Черт, — я все больше понимаю, каким беспечным глупцом был.
— Я вижу, до тебя начинает доходить. Но это еще не самое страшное. Наркотики — это не все, чем они торгуют. Живой товар для секс-рабства — вот их основной бизнес теперь. Последние полгода в городе пропадают девушки, женщины, подростки. Все знают, что это банда Гриши Дикого. Но они, как неуловимые тени из ада, не оставляют никаких следов, никаких доказательств.