Мародерские хроники
Шрифт:
Эти слова сразу же подхватил и Володя:
А что, дельная мысль! Пускай померзнем, запуская наши колымаги, но зато, сколько сэкономим солярки. Если теоретически будем стоять здесь трое суток, то считай около ста литров. К тому же температура то повышается, уже сегодня -38 градусов, а через три дня, может быть и выше -35 градусов. А при таком морозе, из нашего опыта мы знаем, что не так уж и трудно запустить двигатель вездехода — если конечно использовать пускач.
Чтобы как–то закончить эти разговоры и начинающиеся бесполезные препирательства, я тоже высказался:
— Все, мужики,
После моих слов, никаких возражений не последовало, и мы, с Колей молча, выбрались из–за стола. Стали одеваться, чтобы идти отрабатывать, оставшийся час нашей смены. Пока одевались, мы с ним договорились, что первым, в течение получаса, будет работать он, а я уже буду заканчивать нашу смену. Поэтому я просто накинул на себя тулуп и вышел покурить на мостик, между кунгами. Потом помог Маше перенести остатки супа в женский кунг и обратно зашел в наше жилище. Все ребята, кроме Валеры и Сергея уже улеглись на свои спальные места, а они собирались ждать окончания нашей смены. Сняв тулуп, я удивленно сказал:
— Малой, я просто тебя не узнаю! Ты же в кабине использовал каждую свободную минуту, чтобы поспать. Ты же нарушаешь свой принцип — солдат спит, служба идет. Как же так, такого непринципиального, тебя же Наташка разлюбит!
Он ухмыльнулся и ответил:
— Конечно, разлюбит, если мы будем жить как в казарме, а они как в институте благородных девиц. А вообще–то, Батя, ты самой главной моей черты характера не знаешь — это громадная лень. Вот этому принципу я никогда не изменяю, а сон это просто следствие этой черты. Поэтому нежелание сейчас ложиться, это просто лень — сейчас раздеваться, а потом через полчаса снова одеваться. Вон конь — это фанатичный трудоголик, каждую свободную минуту, на ноутбуке, что–то рассчитывает. Вот псих–то! От него Татьяна, точно скоро сбежит!
Действительно, Валера, сидя за столом, уткнулся в свой ноутбук, и даже не слышал, что о нем говорят. Я подошел к нему и заглянул на экран, там была нарисованная схема лопастей ветряка и какие–то расчеты. Помахав, перед его глазами рукой и увидев, что он посмотрел на меня, я сказал:
— Коняга, ты, что забыл наш недавний разговор, о неразумных конях? Мы же договорились, что займемся все вместе ветряком, только в Баку, когда найдем топливо. Так, что заканчивай это мозгодрочество, лучше иди в женский кунг. Татьяну повидай, может она наставит тебя на путь истинный.
Глядя на меня, в глазах Валеры, появилась какая–то осмысленность, и понимание окружающей действительности, но все равно его ответ был связан с ветряком:
— Понимаешь, Батя, конечный результат, он совсем рядом, осталось совсем чуть–чуть. Для грамотного расчета лопастей и стояка, нужны, конечно,
Я похлопал его по плечу и как больному, ласково сказал:
— Ну, вот и чудненько! Ты сам все прекрасно понимаешь! Сейчас сюда придет Николай, так ты его не жалей, а озадачь вопросом этих расчетов, пускай полчаса до окончания смены, порешает эту задачку.
Посмотрев на часы, я увидел, что практически подошло время моей смены, поэтому не став дальше вступать ни в какие разговоры. Я поспешно оделся и пошел сменять Николая. На всякий случай с собой я захватил канистру с бензином, все–таки без заправки, непрерывно, снегоуборщик работал уже два с половиной часа. К моему приходу Коля уже срезал верхний, рыхлый слой снега и теперь еле–еле двигался на "Хонде" срезая более плотный слой снега. Ширину вырытой траншеи он как мы и договаривались, держал три с половиной метра. Из нашего опыта, при такой ширине траншеи, было возможно снегометом выбрасывать снег с глубины четыре метра. Увидев меня, он еле слез с сидения снегоуборщика, вся борода его была покрыта инеем. Он настолько замерз, что его фразу, — ты, в–в–вовре–мя по–по–подо-ш-шел, — я понял с трудом. Отправляя Колю греться в кунг, я его попросил:
— Слушай, Мастер, ты там все–таки посмотри расчеты, лопастей и стояка ветряка, а то еще Валера, не дай Бог — умом тронется.
Когда я остался один, то заправил "Хонду", и начал медленно вгрызаться на ней, в этот тяжелый спрессованный снег. Когда меня пришел сменять Сергей, я, так же как и Коля, еле сполз с сиденья снегоуборщика. Дрожащим от мороза голосом пожелал успехов в труде и медленно направился в теплый кунг. Основная трясучка на меня напала, когда уже в теплом помещении, я снял тулуп и валенки. Минут пять я крутился, возле горячей печки, отогревая все конечности, потом повернулся и сказал:
— Мастер, все–таки мы опрометчиво сделали последнюю смену по полчаса, до этого работали по двадцать минут и никаких проблем с холодом. А за эти полчаса, я почти, что совсем задубел. Да и на тебя было жалко смотреть, когда ты шел сюда.
Потом обращаясь уже к Валере, продолжил:
— Но зато вам повезло, как умные люди вы должны учиться на ошибках других. Я думаю, меняться всем сменам надо через двадцать минут.
После этого я уселся за стол и налил себе горячего чаю из электрического самовара и продолжил нравоучения:
— Мужики, заканчивали бы вы эти посиделки. Сами должны понимать, что этим, сейчас мы ничего не добьемся, а только увеличим затраты электроэнергии. И сейчас скажу вам одну умную мысль, которая посетила меня, когда я сидел на снегоуборщике и ужасно замерз. Тратя лишнюю электроэнергию, мы обижаем наших курей.
Я замолчал, отпил горячего чаю, улыбнулся и продолжил:
— А, что разве не так — подача электричества в грузовой отсек ГАЗона уменьшается, значит, обогреватели там работают с меньшей мощностью и соответственно температура понижается. Бедные курочки начинают мерзнуть и перестают нестись. Так, что молите бога, чтобы об этом не подумали наши женщины и не связали наши посиделки с уменьшением количества яиц. А то боюсь, как бы ни оторвали наши!