Марош. Командор крови
Шрифт:
– Разные у всех нас судьбы, – помолчав, повторил в тишине Командор, – но одно я знаю точно: никого из нас наши матери не рожали на свет преступником и бандитом! И каждый из нас имеет право жить так, как он того заслуживает! Жить, не скрываясь и не прячась ни от кого! Верно я говорю!?
Дружный рёв одобрения был ему ответом. Где-то в глубине души каждый пират жил с такой мыслью, боясь высказать её вслух. Думая, что только он один такой. И остальные его товарищи, услышав подобные мысли, поднимут его на смех. И вот Командор высказал вслух то, самое сокровенное, чём они боялись поделиться даже с самыми близкими и дорогими себе людьми, со своими жёнами.
Потому и кричали они сейчас, поддерживая слова Командора и радуясь, что нашёлся хоть кто-то, кто не побоялся и вынес наверх самые сокровенные их думы. И уже казалось им, что всё, уже наступило это время, когда они могут жить не скрываясь. Не запертые на этом острове и на палубах своих кораблей, а
Командор уловил этот момент общего настроя и, перекрывая гул на площади, громко сказал:
– "Вольные странники"! Я хочу предложить вам создать нашу собственную страну!
Как ножом обрезало все разговоры. Люди замерли, обратив на него все взоры. Не укладывалось у них в голове то, что они услышали. И пока они молчали, пытаясь осмыслить это, Командор продолжал говорить.
– Мы создадим своё собственное государство и станем его свободными полноправными гражданами! Оно будет защищать права каждого из нас перед другими странами и народами. Каждый сможет тогда выбрать себе занятие по душе. Кто захочет быть ремесленником – пусть будет им. Кто захочет пахать землю, выращивать скот и сады, тот получит надел. А может быть, кому-то больше по душе придётся служить в армии или на флоте? Ведь наше государство тоже надо будет защищать! Пожалуйста! Офицерских и капральских вакансий будет хоть пруд пруди! Ну, а уж если кто не захочет всего этого и пожелает оставаться "свободным странником" и дальше, – Командор развёл руками, – что ж… Бархоза никуда не денется. Он всегда может вернуться обратно на остров. Никто ему этого не запретит.
Пираты молчали, обдумывая сказанное. Конечно, каждому хотелось бы пожить так, как говорил Командор. Но как-то не верилось, что это возможно. Никогда ещё не было такого, чтоб морские разбойники смогли захватить (подумать только!) целую страну.
– Красиво ты говоришь, Командор, – заговорил выступивший вперёд, к помосту, высокий и крепкий пират. Было ему на вид лет за пятьдесят, уже почти седые волосы густой гривой покрывали его голову и плечи.
– Приятно тебя слушать, – продолжал он, – вот только об одном забываешь ты. Не могут пираты биться на земле. Да ещё и с регулярными войсками. Не приучены мы к этому. Да и государством управлять – уметь надо. А среди нас таких, – он обвёл взглядом окружающих, – пожалуй, что и нет. Так что, Командор, хорошая у тебя сказка получилась. Только вот не для нашей жизни она…
Командор, облокотившись о перила помоста, наклонился к говорившему:
– Послушай, Джорни, а ведь ты, говорят, до того, как к нам попасть, был старостой в своей деревне. Так ли это?
– Да, так, – с достоинством ответил пират, – Потому и говорю, что знаю…
– Хорошо со своими обязанностями справлялся?
– Хвалиться не буду. Но ни поселяне, ни господин граф в претензии не были. А к чему ты ведёшь, Командор?
– А как же тогда получилось, что ты на острове оказался?
– А к чему тебе это знать? То моё дело!
– А всё же… расскажи. А люди пусть послушают. Верно я говорю, братья? – обратился он к присутствующим.
– Верно! Говори, Джорни! Залазь на помост и рассказывай! – раздалось вокруг.
Пират немного помялся, потом, видя, что отпереться не удастся, махнул рукой и поднялся на помост.
– Так вот, значит, – начал он свой рассказ, – был я, как уже сказал, деревенским старостой у графа нашего, господина Кайзинга. Дело своё исполнял исправно, претензий ко мне ни у кого не было. Ну, да это я уже говорил. Вот… И был у меня сын! Мэрик его звали… Так вот. Летом дело было. Полюбилась ему одна наша деревенская девка. Ну, и он ей тоже… И стали они, как водится, встречаться. И совсем уж дело к свадьбе шло. Я уж и с родителями её сговорился. Решили, как урожай с полей сымем, так свадьбу-то и отыграем. А в ту пору приехал из столицы к господину графу в гости какой-то богатый дворянин. То ли герцог, то ли граф, я уж и не знаю. И стали они на охоту чуть не каждый день выезжать. По полям да по лугам скакать.
А девки-то наши сельские в ту пору уж по ягоды-грибы в лес ходить начали. Собирать да запасы на зиму делать. Вот Саянка (это невеста сына моего) тому гостю столичному на глаза как-то в лесу и попалась. А она девка красивая была, чего уж там говорить. Видать, запала тому герцогу в душу. В общем, прибегает ко мне дней через несколько после того отец её и говорит, что покрали, мол, графские люди Саянку. Да в замок графский к тому гостю свезли. И просит так слёзно, мол, выручи дочку-то! Она ведь и тебе уже, почитай, как родная…
– Ну, собрался я, – продолжал Джорни после некоторого молчания, – собрался, значит и пошёл до графа. За Саянку да за сына своего просить. Пришёл, значит, в замок. А там гульба вовсю. Охоту, значит, удачную празднуют. В замке-то меня каждая собака знает. Я ж староста. Мало ли, по какому делу до господина графа пришёл. Ну, прошёл я в зал главный, где они с гостем пировали. Добрался до графа. Поклонился ему и говорю: "Дозвольте,
Ну, осерчал господин граф, кликнул слуг своих. Они меня и вытолкали из замка. Да по пути ещё и надавали, сколь смогли… В общем, добрался я до дома под утро. Побитый, как собака. Весь в крови… Сын меня как увидал, ничего не сказал. Лицо только у него такое сделалось… я сразу всё понял. "Не лезь туда, сынок, – говорю ему, – добром это не кончится. И её не выручишь, и себя погубишь" Ничего не сказал он, ушёл куда-то молча.
Два дня его не было. А потом прискакали графские слуги. Взяли меня да в замок повезли. Приезжаем. Гляжу, у конюшни сын мой к столбу привязанный стоит. Побитый весь. Из одежды одни штаны драные, а сам едва на ногах держится. Рядом ещё трое наших парней сельских мёртвые лежат. А к соседнему столбу Саянка привязана. Тоже вся одежда подрана.
Вывели господина графа во двор под руки, потому как идти сам он не мог. Нога забинтована и рука на перевязи. Сел он в кресло. А управляющий мне и говорит: "Джорни, погляди, это твой сын там стоит, к столбу привязанный?" "Мой, – говорю, – господин управляющий" "А ты знаешь, почему он там стоит?" "Нет, – говорю, – не знаю, господин управляющий" "Так я тебе скажу! Стоит он там потому, что сегодня ночью с дружками своими пробрался в замок к господину графу с целью похитить его собственность, девку Саянку. Вон ту, что у соседнего столба привязана. Знаешь её?" "Знаю, господин управляющий, – говорю я, – Так ведь я третьего дня докладывал господину графу, что свадьба у них сговорена. И просил Саянку домой вернуть" "Тебе о том всё было сказано, – говорит управляющий, – с тем и домой отправлен. А за то, что не смог сына своего вразумить, господин граф повелел всех строго наказать. Тебя – бить кнутами. Пятьдесят ударов. Сына твоего сперва пытать, а потом, привязав за руки и за ноги к коням, разорвать на части" У меня, как услышал такое, в голове туман, ничего не вижу. Упал перед графом на колени. Головой в землю бью и прошу его: "Пощадите сына моего, господин граф! За что ж смерть такая лютая!? Ну, дайте ему кнута! Только отпустите, Богом молю!" Сам-то он молчит. А вот господин управляющий отвечает: "А наказание такое для него за то, что в своём злодейском умысле он не просто на кражу пошёл. А ещё и двух слуг насмерть убил, да трёх поранил. А самое главное, что по наущению его эта самая девка Саянка гостя господина графа насмерть ножом заколола. А сам он с дружками своими господину графу раны нанёс! Видишь, господин граф пораненый сидит" "А Саянку эту, прежде чем твоего сына казнят, у него на глазах по приказу господина графа все слуги пользовать будут. А уж потом и её повесить. И ты чтоб при том был и всё видел!" Тут уж я совсем обезумел. Бросился я на графа, схватил его за горло и кричу: "Ну, так и тебе не жить тогда, коли так!" Ударили меня чем-то по голове. Я сознание и потерял…