Марой и хранители

Эфф Юлия

Необычное поведение, выверенные реплики во время ужина у Делоне, как и положено воспитанной сирре, вызывали опять улыбку и интерес.

Целомудренное поведение Мариэль во время падения липы на танцующих расслабили окончательно. Шутки звучали по-доброму, и Арман посмеялся вместе с девушкой. Вообще, в той сложной ситуации чувствовал себя, как у Владычицы за пазухой: так спокойно ему в последнее время не ощущалось.

Арман вздохнул с облегчением. Кажется, он всё сделал правильно. Антуан и Люсиль послушались, подругу не задевали. Жизнь, очевидно, возвращалась на прежний спокойный круг.

Удачно

появился Анри, которому Мариэль понравилась, и он ей, кажется, тоже. Былая страсть Мариэль теперь Армана не беспокоила. Почти. Он верил, что опытный инквизитор обязательно найдёт способ привлечь к себе внимание и переключить его, – и заставил себя погасить лёгкое чувство братской ревности.

Потому совет Анри проверить магию на совместимость с магией Мари принял, но не согласился. Опять давать повод? Опять провоцировать её чувства?

А когда зашёл в комнату и увидел её в нижнем тонком платье, смутился сам. Деловито, приказывая себе не краснеть, изобразил опытного мага-ловеласа. Посадил на колени трясущуюся девушку, долго приноравливался, и потерял голову от этой невинной спонтанной нежности, невольно сравнивая со старательными прикосновениями Люсиль.

Поцелуй в руку, слияние… При воспоминаниях об этих минутах стыд жёг душу – перед чувством к Люсиль, перед чувством вины, которое не только не было искуплено, но и удвоилось. Первое, что он сделал, вернувшись домой, – помчался в купальню остудиться.

Гадкое условие Некроманта, цена нужных воспоминаний – диалога с Лоуренсом… Не мог не подумать: это очередная уловка Мариэль, чья память восстанавливалась. И поцелуй, выбивший почву под ногами. Он потом решил, будто присутствие Анри, вынужденного наблюдать за целующимися, так подействовало. Взбудоражило до колик в животе. Именно тогда впервые он откликнулся на «родной мой», ответно назвав «своей родной девочкой». О Владычица! Знала бы Мари, какие потом сны ему снились!

Попробовал перебить ощущения с Люсиль, но, странное дело, теперь поцелуи с возлюбленной золотоволосой красавицей казались пресными. В животе не ёкало тем более.

Два дня прошло, желание немного притупилось, напоминая о себе лишь во снах. Невозмутимая естественная Мариэль, не пытающаяся выпросить прощальный поцелуй «на дорожку» и, более того, умоляющая не прикасаться к ней, – это сорвало предохранительные ножны на здравомыслии. Почему ему казалось, будто он желает Мари всю свою жизнь? Откуда возник в голове древнелюмерийский, который зубрился из-за вредности отца, считающего, что лишняя нагрузка не помешает? Откуда взялся образ снежного двойника Мариэль с другим именем?

Вопросов было слишком много, а желание по-прежнему оставалось одно – обладать. Мари всё-таки добилась своего, заставила думать о себе сутками и выпадать при этом из реальности Армана – в её.

И сегодня. Когда он успел сойти с ума настолько, что полез с объятиями к мужчине? Сам испугался своей бесконтрольности и одержимости. Легче было обвинить кого-нибудь другого. Например, Мариэль, чья магия могла шутить, напоминая о хозяйке. Или чудаковатого Рене, с появлением которого начались новые странности. Воистину, белое место пустым не бывает.

Арман скрипнул зубами. Снова перед мысленным

взором появился торс северянина – и тошнота почтительно подкатила: нате, я тут, не скучайте!

Сходил в уборную, а вернувшись, подошёл к конторке проверить очередную насмешку разума. Так и есть: письмо от Мариэль к Анри лежит на прежнем месте, и рядом два мелких узелка с порошком из листьев Ирминсуля. Взял письмо, сложенное квадратом, а не как обычно – в трубочку. С трудом подавив соблазн открыть его, вернул на место. Завтра в Люмосе передаст, лично в инквизиторские руки, как просила Мари. А узелок развязал без зазрения совести. Понюхал порошок, уже не сомневаясь в решении.

Тот хаос, который творился в голове, пора было останавливать. Впереди ночь – будет время узнать, что принимают инквизиторы для просветления. И что, на самом деле, он сам чувствует, и почему.

Глава 6. «Истина Ирминсуля»

– Сколько нужно солдат, чтобы вкрутить лампочку?

– Трое. Один командует, второй стоит на табуретке и держит лампочку, третий крутит табуретку.

– А гештальт-терапевтов сколько нужно для этого?

– Один. Но лампочка должна быть готова.

Анекдот

– Последние две недели мне кажется, что Лабасс собрался переплюнуть Люмос, – Майн принял из рук сира Марсия кубок: – Жизнь у вас здесь бурлит. Тогда как в Люмосе все главные события – за закрытыми дверями.

Мужчины и Люсиль находились в гостиной после того, как Майн осмотрел раненого. Элоиза с Вернером остались рядом с Рене менять ему мокрые простыни и одежду, ибо юноша безостановочно потел после того, как Майн влил ему снадобье в рот.

– Вы допустили дегидрацию водяника, это непростительно, – осматривая сухую потрескавшуюся кожу на губах и ладонях Рене, вынес первое заключение лекарь.

– Водяника? Не огневика? – сир Марсий переглянулся с Вернером.

– Кто вам сказал, что он огневик? – но, видя растерянное лицо хозяина дома, сир Майн и сам засомневался. Повторно водрузил очки и осмотрел раненого. – Водяник однозначно! Подобная регенерация возможна только у водяников.

Это была медицинская аксиома. Маги воды, обладая самоочищающей силой, болели реже прочих магов. Поэтому затягивающее тёмное пятно, означавшее повреждение тела, особо не удивило лекаря. Если что и казалось необычным – так это то, как на минимальном резерве раненый лечил себя с подозрительной скоростью.

Рене напоили тёплым отваром, и капли пота моментально выступили на всём теле, впитываясь там, где кожа казалась покрасневшей.

– Поить каждые полчаса до тех пор, пока излишки не проявят себя. И менять постельное. Оно должно быть сухим. Переносить до тех пор, пока регенерация не закончится, не рекомендую. Любая тряска – и кости срастутся неправильно.

Майн показал, как с помощью широкой тканевой полосы стянуть поясницу, проверил больного на реакцию: ноги чувствовали прикосновения, и это было хорошим признаком.