Марс, 1939 год
Шрифт:
Санитарный ответственный тоже посмотрел в окошко, но ничего не сказал. Он вообще помалкивал при Семеняко. Нужно учесть.
Послышался приглушенный шум — за стеной, в боксе. Или в шлюзе? Наконец, дверь отворилась.
Халат на Орсеневой был явно непарадный: мятый, жеваный и несвежий. Мы тут дело делаем, вот так-то. И сама хозяйка лаборатории производила впечатление уставшей, измотанной женщины.
Впечатление? Чушь. Она на самом деле была такой.
— Орсенева, — рука её дернулась навстречу, на полпути замерла, и уже волевым усилием протянулась в приветствии. Обычное дело при встрече со штатными служащими Департамента безопасности. Спинной мозг, подкорка,
— Капитан Шаров, — представился он. — Мне нужно поговорить с вами.
— Пройдемте в мой кабинет, — предложила Орсенева.
Кабинет оказался в смежной комнате.
— Пожалуй, ответственному лучше остаться здесь, — магистр небрежно показал на Зарядина.
— Пожалуй, — согласился Шаров. — А также и вам.
— Я тогда пойду к себе, — товарищ директора по науке не обиделся.
Вдвоем с Орсеневой они прошли в кабинет.
— Чем могу быть вам полезна? — спросила она, едва они уселись на стулья. Неважные, кстати, стулья.
— Мне необходимо знать, что произошло в экспериментальном поселке. Насколько я понял, лучше вас никто об этом не расскажет.
— Это режимные сведения.
— Я и сам режимный человек, Лидия Николаевна, — Шаров показал свое генеральное удостоверение. — Убедились?
— Вполне, капитан. Собственно, эпизод произошел из-за технических накладок и к нам прямого отношения не имеет.
— Вот как?
— Мы, моя лаборатория, решает одну из основных проблем поселенцев. Из всех трудностей, с которыми столкнулся человек на Марсе, недостаток кислорода наиболее серьезен. Температура, низкое давление — к этому большинство приспосабливается, но крайне незначительная концентрация кислорода препятствует автономности поселений. Ежедневно приходилось — да и по сей день приходится — доставлять кислород с Земли, непродуктивно загружая канал перемещения. Сейчас мы близки к тому, чтобы отказаться от земного кислорода, — вероятно, Орсенева произносила свою речь не единожды: слова, фразы словно мухами засижены. Интересно, есть ли мухи на Марсе? Надо Зарядина спросить, ему по должности знать положено. — Моя лаборатория, идя путями великой русской науки и творчески развивая идеи биологии Мичурина — точно, это доклад. Отчетный, юбилейный, перед вожаками. Послушаем и доклад, — вывела гибрид с уникальными свойствами. Взяв за основу один из видов лишайника, мы скрестили его с местным, марсианским грибком. Как работают земные растения? Разлагая углекислый газ, они используют углерод для построения своего тела, а кислород отдают в атмосферу. Наш же лишайник разлагает окись кремния, которого на поверхности Марса с избытком. В ходе процесса кремний идет на развитие растения, а кислород — кислород получают люди.
— То есть вы хотите дать Марсу земную атмосферу?
— Это в перспективе. Ближайшая задача — обеспечить кислородом наши поселения.
— И вы ее решили?
— Еще есть определенные трудности. Так, бурное развитие растений требует соответствующей органической подкормки, необходимо также закрепить наследственные факторы гибрида. Перед нами стоит задача сделать лишайник и пищевым продуктом.
— Это очень, очень интересно, Людмила Николаевна, но как ваша работа связана с событиями в поселении «Свободный труд?»
— Свотра… «Свободный труд» — первый поселок, перешедший на полное самообеспечение кислородом.
ГЛАВА 3
Текст кончился. Теперь Орсенева подбирала слова медленно, осторожно. Свои слова, не утвержденные, не одобренные. Слова, за которые приходится отвечать.
— Значит,
— Нет, разумеется, нет. Мы лишь поставили в нем систему воздухообеспечения.
— И она не сработала, верно?
— Она работала вполне удовлетворительно, но преступная небрежность поселенцев привела к… привела к тому, к чему привела.
— К гибели людей?
— Да.
Люцифериновую панель в кабинете давно не обновляли, и света недоставало, однако Шаров мог поклясться — Орсенева была совершенно спокойна. Уставшая, вымотанная, но спокойная. Свотра, — Шаров перешел на местное название — интересовала Орсеневу поскольку постольку.
— В чем же заключалась эта… небрежность?
— Свотра — поселок производственный, все заняты на добыче русина (слово «добыча» Орсенева произнесла по-горняцки, с ударением на первый слог), к тому же объявили ударную вахту, и дежурными по поселению оставили неподготовленных детей. Система «Легкие» работает так: днем, когда наиболее интенсивное высвобождение кислорода, он закачивается компрессором в баллоны, откуда ночью высвобождается на поддержку дыхания людей. Дети же пустили весь кислород в жилые отсеки, не наполнив баллоны и на треть. Чтобы их не наказывали, они подправили показатели манометров. Поэтому ночью и случился замор.
Слово сказано. Замор. Вот, значит, как…
— И все погибли?
— Да… Кажется.
— Кажется?
— Мы обследовали систему «Легкие» и дали заключение. Другими аспектами происшедшего занимались соответствующие службы.
— Сегодня вы тоже были в поселке?
— Да, проверяла работу оранжерей. Мы, совместно с инженерной службой, внесли изменения. Теперь создан страховой запас кислорода, и случившееся больше не повторится.
— Значит, поселок скоро снова примет поселенцев?
— Скоро? Он уже заполнен. И, нет худа без добра, мы даже смогли повысить концентрацию кислорода в отсеках за счет усиленной подкормки лишайника. Так что адаптация поселян прошла практически безболезненно, и Свотра скоро выйдет на график добычи. Нас, я уже говорила, напрямую производство не касается, но все-таки… Невыполнение плана может дискредитировать нашу работу.
Шарову казалось, будто он уже месяц сидит в этом кабинетике, ведет бесконечные и безрезультатные разговоры, ни на пядь не приближающие его к цели. Болезненная адаптация, не иначе. Пора проситься на добычу русина, где много-много кислорода.
— Благодарю вас за сотрудничество. Вероятно, мне придется и в будущем прибегнуть к вашей помощи.
— Я всегда готова исполнить свой долг, — показалось ему, или действительно в голосе Орсеневой послышалось облегчение? Будто это имеет значение.
Он попрощался, вышел в первую комнату, комнату с микроскопами, как обозначил он ее для себя. Три лаборантки (если это были лаборантки) поспешно уткнулись в окуляры. У двери, на стуле, терпеливо ждал Зарядин. Похоже, его очень интересовали плакатики, развешенные по стенам лаборатории:
Шаров опять подошел к окошку бокса, раздвинул кем-то сдвинутые шторки. Нет, видимость стала еще хуже, совсем запотело окошко. Легкие, значит.
— До свидания, сударыни, — сказал он громко. Те хором пробормотали что-то неразборчивое. Что ж, была без радости любовь…
— Куда теперь? — Зарядин, похоже, набрался бодрости в обществе дам. — К товарищу директора по науке?