Марш 30-го года
Шрифт:
Блюм уже внизу. На верхней площадке Воргунов.
В о р г у н о в : Товарищ Григорьев, я не понимаю, что это такое? Вы приходите на работу в одиннадцать часов...
Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, с этими трамваями...
В о р г у н о в (кулаком по барьеру): Товарищ Григорьев, я прошу вас не молоть глупости. Мы все приезжаем трамваями. А куда вы стащили сверлильные? Что это, вредительство, черт бы вас побрал, или последний идиотизм? Когда это кончится?
Г р и г о р ь е в : Петр Петрович, вы могли
В о р г у н о в : К чертовой матери посторонних. Посторонние вам мешают
работать. Вас ждут в конструкторской, а вы здесь с посторонними. Пожайлуста и немедленно дайте оюбяснение главному инженеру.
Григорьев направляется наверх.
Б л ю м (к Торской): Попало, хэ-хэ-хэ! Ох, и характер!.. петр Петрович, вы там не видели уборщиц?
В о р г у н о в (спускается на несколько ступенек): Уборщицы убирают в конструкторской.
Б л ю м : Они должны убирать не в конструкторской, а здесь и в столовой.
В о р г у н о в : А они в конструкторской. Совершенно необьяснимое явление в природе.
Б л ю м : Ох, как захвачу их оттуда, так с них будет шерсть сыпаться. Господи, какой я злой, какой я злой, если бы кто-нибудь знал. (Побежал наверх.)
В о р г у н о в : Надежда Николаевна, вы простите, но из-за вас наши молодые инженеры прямо испортились.
Т о р с к а я : Что же делать? Испортились?
В о р г у н о в : Как что делать? А вы не догадываетесь?
Т о р с к а я : Я немножко догадаываюсь. Вы их пересыпьте нафталином...
В о р г у н о в : Да? Это было бы хорошо... Наши люди совершенно не способны провести черту: здесь дело, а здесь любовь. У них если любовь, так непременно с гражданскими мотивами или там с политикой, а дело летит к черту, потому что любовь мешает: бросают работу и бегают на свидания.
Т о р с к а я : Петр Петрович, только из уважения к вам я обещаю: разговаривать с молодыми инженерами исключительно о фрезах, болванках и об инструментальной стали.
В о р г у н о в : Ну, вот я же и говорю. Разговаривайте о чем хотите: о слинянии душ, о соловьях, о воробьях, при чем тут инструментальная сталь? И самое главное - не в рабочее время: ведь для всей этой чепухи отведено специальное время - вечером или там по утрам...
Т о р с к а я : Я постараюсь, Петр Петрович...
Входит Одарюк.
О д а р ю к : Уже музыку слышно.
Т о р с к а я : Да ну? (Подходит к двери и слушает.)
В о р г у н о в : Вот еще: эта музыка...
О д а р ю к : Вы инженер?
В о р г у н о в : Инженер.
О д а р ю к : Вы будете управлять заводом?
В о р г у н о в : Почти.
О д а р ю к : А почему станки стоят на дворе и упаковка сорвана? А кто виноват?
В о р г у н о в : Папа с мамой виноваты. Им не нужно было жениться и плодить портачей. Вот. (Вышел.)
О д а р ю к : Что он, чудак?
Т
О д а р ю к : Он наш?
Т о р с к а я : Он должен быть нашим.
О д а р ю к : Придется в работу брать?
Т о р с к а я : Ох, трудно его брать в работу!
Вбегает Воробьев.
В о р о б ь е в : Идут. Совсем близко. Ездил встречать. Как раз возле парка встретил. Ну и идут, барт, во! В белых костюмах, черт, красота...
О д а р ю к : Возле парка?
В о р о б ь е в : Да уже к лесу подходят, совсем близко.
Одарюк выбежал.
Т о р с к а я : И Захаров с ними?
В о р о б ь е в : А как же, с Верой Донченко рядом. Вера сегодня дежурная.
Т о р с к а я : А Наташа?
В о р о б ь е в : Наташа? Аж страшно. Такая красивая, куда мне! Загорела, глаза, брат, блестят, На меня только так - повела. А Алешка мне кулак показал, так я и уехал.
Т о р с к а я : Все-таки, что вы будете делать с Наташей?
В о р о б ь е в : Вот, брат, Надежда Николаевна, скажи, что делать? Тут, понимаешь, такое дело, хлопцев боимся.
Т о р с к а я : Отчего?
В о р о б ь е в : Хлопцы еще ничего как следует не знают. Из девчат, и то не все. А у нас же любовь, если бы ты знала! А боимся хлопцев, знаешь, аж шкура болит со страху. Жучок, как стал председателем, так сразу Наташу в оборот: ты что это с Петькой романы затеваешь? Я тебя, говорит, с совет командиров выволоку. Вот какое дело...
Т о р с к а я : Чудаки. Вот я поговорю с Алексеем Степановичем.
В о р о б ь е в : Да что ж с того? Товарищ Захаров все равно в совет командиров передадут. Я уже думаю так: у меня и квартира в городе хорошая и все. Скажу Наташе, пускай прямо ко мне переходит.
Т о р с к а я : Побоится Наташа.
В о р о б ь е в : Вот в том-то и дело.
Т о р с к а я : Да и зачем же ссориться с коммунарами? Они ведь и помогут чем-нибудь.
В о р о б ь е в : Да вот же...
Близко взорвался марш оркестра.
Т о р с к а я : Идут...
В о р о б ь е в : Это, значит, из лесу вышли. Выходят. Сверх спускается Блюм с уборщицами. Услышал музыку и остановился.
Б л ю м : Ну, доигрались... Разве это коммуна? Это же сумасшедший дом!
1-я у б о р щ и ц а : Так что?
Б л ю м : А я знаю что? Лечить надо... Ах, ты господи! Подите скорее,
уберите там самый маленький класс. А то и трубы некуда будет сложить.
Ушли наверх. Звонок телефона. Со двора входит Одарюк и берет трубку.
О д а р ю к : Да, коммуна Фрунзе. Что? Два грузовика отправили? А я не знаю... Стойте? Разгрузить? Разгрузить будет кому. Коммунар Одарюк. А я говорю, будет кому. Значит, знаю. Откуда знаю... Вот сейчас двести коммунаров подходят. Ах, коммунары... (Повесил трубку.)