Марш Обреченных. Эстафета
Шрифт:
Глупо и странно? Необходимо за пятеркой присмотреть.
— Ваша тайность…
Сермен даже не заметил, как добрел до повозок и карет Ордена Магов, тем более в сумерках, аколит стоял за бортом, загруженной в два верха повозки, кутаясь в длинный с капюшоном плащ.
— Слушаю… — не имея понятия, как по чину ответить магику, вопросил граф.
— У нас временная стоянка и мессир архимаг, просил явиться в его карету.
Сермен коротко кивнул, соглашаясь с магиком, Богдаш с двумя "охотниками" за легкой добычей, плелись по их следам. Караван остановился
— Ваша тайность, сюда! Прошу…
— Оставайтесь поблизости! Богдаш, присмотри за всем!
— Слушаюсь, господин.
Он нырнул в предусмотрительно открытую аколитом дверцу кареты, погружаясь в полумрак строгой атмосферы. Глава Ордена Северных Магов был напряжен и с трудом скрывал раздражение. Лавандовые глаза холодно блестели. Теплый плащ, поверх него медвежий кожух, на голове меховая шапка, руки в варежках, ноги закутаны в махровые одеяла, подушки набитые гусиным пухом. Царское ложе. И тем ни менее — архимаг был чем-то взбешен?
— Разбиваем лагерь на три дня!
— Три дня?!
— Да граф! У нас… проблемы.
— Опять?..
— Что значит опять?! — Лицо Верховного мага горело от ярости. — Вы издеваетесь, Сермен?
— Ни как нет, мессир. Но три дня? За это время мы были б уже в крепости…
— Я вас хорошо понимаю, граф, — тяжело вздохнул Орест Бартольд. — Но случились непредвиденные обстоятельства…
— Какие еще?
— Нас должен был встретить дозор полдня назад в Кроличьих лесах… — архимаг замолчал, обдумывая сказанное.
Сермен в удивлении откинулся на сиденья.
— И где они?
— А я откуда знаю, Коршун? Мы отправляли дальнокрыла в крепость, тот вернулся с подтверждением, что дозорный отряд вышел нам на встречу и ждет в указанном месте — это шесть часов назад, еще в Кроличьих лесах. Я отослал адептов по периметру — никаких следов! Никаких контактов на связь, ни одного дальнокрыла от дозора! Полнейшая тишина!
Коршун с Бартольдом всматривались друг другу в глаза.
— Вы думаете?.. — граф не закончил.
— Лестор!
— Возможно, он добрался до Молочных Пиков первым? И теперь ждет удобного момента, что бы напасть… Напасть на вас!
— И на вас — граф Коршун! Не забывайте и себя, ваша тайность!
Сермен почувствовал тяжесть в груди, холод в позвоночнике. Лестор охотится на них, как на дичь.
— Я приказал выслать отряд из крепости нам в подкрепление, тем более, что лезть в Молочные Пики без вооружения и запаса людей, нет здравого смысла. Можно ждать угрозы от кого угодно — от Лестора, троллей, гоблинов, овражных гномов, эльфов, кто только не
— Значит, ждем подкрепления из ордена?
Орест Бартольд молча кивнул.
Сермен долго решался задать вопрос и неожиданно понял, что лучшей возможности не представится.
— Мессир архимаг, ответьте на один… мучающий меня вопрос.
— Да граф, пожалуйста.
— Почему герцог отправил меня с вами в крепость, а не кого-либо из своей непосредственной свиты? Не из канцелярии или Верховного судейства?
Губы архимага тронула легкая ухмылка.
— А вы еще не догадались, Сермен?
Граф изумлено сжал кулаки.
— Нет…
— Проще простого, мой друг. Проще простого. Подумайте сами. Вы ведь подчиняетесь и подчинялись долгие годы ему лично. Ни от кого не зависели и даже всецело, герцог доверил вам жизнь своей дочери. Ответ так прост…
Страхи и опасения Сермена Коршуна одолевавшие еще на пороге в крепость Судейской главы пробуждались и оживали. Государственная измена! Государственная целостность!
Прочитав ответ на лице главы Серой Башни, архимаг широко усмехнулся.
— Да, Сермен. Только мы можем противостоять эльфийским магикам и Лестору! И только вам, Сермен Коршун, Альвинский решился доверить свое самое сокровенное. А власть — власть всегда переходила из рук в руки, если герцог не удержит ее, значит, на смену Королевству Людей придет новый, сильнейший за него владыка. Власть сильнейшим! Так было испокон веков — и будет продолжаться.
Интересно, время для барона Хорвута не наступило?
— Себастьен, неужто поймали-таки?
Злорадство от чистокровных эльфов, так давно перестало его беспокоить, что он понемногу стал приходить к мысли — а не принимать эльфийскую въедливость в извращенную форму комплиментности, адресованную сугубо его персоне. Себастьян все чаще принимался раздражаться на колкости эльфов, порой незаметно, втихаря, его рука тянулась к рукояти клинка, и как всегда, как он не скрывал это, эльфы углядывали его яростный, судорожный для их понимания, жест, — заливались издевательским, мелодичным смехом, который стыдил и укорял его самолюбие. И тогда, он каждый раз брал себя в руки, заставлял улыбаться, бормотать извинения. И лишь через почти три десятка лет жизни, он научился игнорирующей улыбкой, отстраняться от издевок на полпути к своему честолюбию. К честолюбию полукровки.
— Ба, точно поймали! Во даешь, Себастьян! Ее высочество будет рада…
Ублюдок Марьян! Засранец Марьян! Он это нарошно. Точно нарошно! Упомянул не "его величество", а — "ее высочество"…Выкормыш поганый! Да если знаешь, то молчи! Жаба давит?..
Он поставил ментальный щит к своему сознанию, но успел увидеть: Марьян уловил его яростный и ненавистный гнев. Молодой эльф довольно болтал ногой, обутой в легкие для похода мокасины, сидя на самом нижнем суку ялина. Глаза так и блестели от ехидства.