Маршалы и генсеки
Шрифт:
«Родной, близкий тов. Сталин, — писал Якир. — Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный, преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной честной работе на виду партии, ее руководителей — потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства… Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства… Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой
События между тем набирали оборот. В день окончания следствия, 9 июня, в регистрационном журнале отмечено, что Сталин дважды принимал Вышинского. Во время второго посещения, которое состоялось поздно вечером, в 22 часа 45 минут, присутствовали Молотов и Ежов. Судя по всему, оттачивались формулировки обвинительного заключения.
В окончательном варианте они выглядели таким образом: в апреле — мае 1937 года органами НКВД был раскрыт и ликвидирован в г. Москве военно-троцкистский заговор, в «центр» руководства которого входили Гамарник, Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман и Фельдман. Военно-троцкистская организация, в которую вступили все обвиняемые по этому делу, образовалась еще в 1932–1933 гг. по прямым указаниям германского генштаба и Троцкого. Она была связана с троцкистским центром и группой правых — Бухарина — Рык<эва, занималась вредительством, диверсиями, террором и готовила свержение правительства и захват власти в целях реставрации в СССР капитализма.
Вышинский покинул кабинет Сталина в 23.25, а в 23.30 туда проследовал главный редактор «Правды» Мехлис. Обсуждался текст сообщения для печати, которое появилось в «Правде» 11 июня: следствие по делу Тухачевского и других военных закончено, предстоит судебный процесс, арестованные обвиняются в «нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР, измене Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
Предстоит судебный процесс… По странному стечению обстоятельств, он состоялся как раз в тот самый день, когда подписчики получили номер газеты.
Однако не будем забегать вперед. Изложим события в той последовательности, в которой они развивались.
Десятого июня — чрезвычайный пленум Верховного суда СССР. Заслушивается сообщение Вышинского о деле по обвинению Тухачевского и других военных. Пленум принимает решение для рассмотрения дела образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР. Утверждается его состав — Ульрих, Апкснис, Блюхер, Буденный, Шапошников, Белов, Дыбенко, Каширин, Горячев. Маршалы и командармы, ниже нет. Члены Военного Совета при наркоме обороны, наиболее резко выступившие на июньском заседании Совета против арестованных.
Сразу же состоялось подготовительное заседание Специального судебного присутствия. Оно постановляет: дело назначить к слушанию в закрытом судебном заседании, без участия защиты и обвинения и без вызова свидетелей.
В этот же день начальник особого отдела НКВД Леплевский подписывает и передает Ежову план организации охраны и обеспечения порядка судебного заседания. Секретарь суда вручает всем арестованным копии обвинительного заключения.
Одиннадцатого июня — закрытое судебное заседание. После оглашения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопросы председателя суда, заявляют, что они признают себя виновными и в основном подтверждают те показания, которые дали на следствии.
Весь процесс по делу стенографировался. Чтение этих стенограмм сегодня занятие малоприятное. У многих из нас представление о деле Тухачевского и других жертв тогдашнего произвола сформировалось в шестидесятые годы под впечатлением разоблачений
Увы, эпоха реабилитации, как и эпоха репрессий, сплошь пропитана мифологемами.
Якир, выгораживая себя, вымаливая прощение, всячески выпячивал в заговоре роль Тухачевского. Фельдман обратился к суду со следующей просьбой:
— Я просил бы, гражданин председатель, позволить мне вкратце, а я долго не буду задерживать вашего внимания, рассказать то, что мне известно как члену центра, то, что я делал. Я думаю, что будет полезно не только суду, но и всем трем командармам, которые здесь присутствуют.
Разрешение, конечно, последовало. 12 страниц стенограммы этого выступления стали еще одним подтверждением того, что чужая душа — потемки.
Корк тоже взваливал вину на других, те, накидываясь, уличали его, обзывали вруном и провокатором, нехорошим человеком…
Утром в день процесса Примаков дал собственноручные показания на многих военачальников, не находившихся под арестом, и даже на Каширина, Дыбенко и Шапошникова, входивших в состав суда. В результате было арестовано 108 руководящих работников армии и флота, которых вскоре расстреляли.
Писать об этом невероятно трудно и невыносимо больно. Рушится еще одна идеология, согласно которой подсудимые вели себя по-рыцарски, без страха и упрека. И все-таки хочется пощадить чувства читателей. Пусть они узнают о поведении своих любимых героев не из стенограммы, что было бы слишком жестоко, а из других источников, объективность которых покажется кому-то сомнительной. Может, это хоть как-то смягчит удар.
Члены военного суда после окончания процесса написали на имя Сталина и Ворошилова докладные записки о своих впечатлениях. Вот что докладывал командарм Белов:
«Буржуазная мораль трактует на все лады — «глаза человека — зеркало его души». На этом процессе за один день, больше чем за всю свою жизнь, я убедился в лживости этой трактовки. Глаза всей этой банды ничего не выражали такого, чтобы по ним можно было судить о бездонной подлости сидящих на скамье подсудимых. Облик в целом у каждого из них… был неестественный. Печать смерти уже лежала на всех лицах. В основном цвет лиц был так называемый землистый… Тухачевский старался хранить свой «аристократизм» и свое превосходство над другими… Пытался он демонстрировать и свой широкий оперативно-тактический кругозор. Он пытался бить на чувства судей некоторыми напоминаниями о прошлой совместной работе и хороших отношениях с большинством из состава судей. Он пытался и процесс завести на путь его роли, как положительной, и свою предательскую роль свести к пустячкам…
Уборевич растерялся больше первых двух. Он выглядел в своем штатском костюмчике, без воротничка и галстука, босяком…
Корк, хотя и был в штатском костюме, но выглядел как всегда по-солдатски… Фельдман старался бить на полную откровенность. Упрекнул своих собратьев по процессу, что они как институтки боятся называть веши своими именами, занимались шпионажем самым обыкновенным, а здесь хотят превратить это в легальное общение с иностранными офицерами. Эйдеман. Этот тип выглядел более жалко, чем все. Фигура смякла до отказа, он с трудом держался на ногах, он не говорил, а лепетал прерывистым глухим спазматическим голосом. Примаков — выглядел сильно похудевшим, показывал глухоту, которой раньше у него не было. Держался на ногах вполне уверенно… Путна только немного похудел, да не было обычной самоуверенности в голосе…