Марсианин: как выжить на Красной планете
Шрифт:
Теорию Лоуэлла попытался проверить и французский астроном Эжен Антониади, ученик Фламмариона, до того не сомневавшийся в том, что каналы существуют, и зарисовавший сорок шесть из них. Этот опытный наблюдатель, давно изучивший поверхность Марса, в 1909 году получил возможность наблюдать красную планету в сильнейший телескоп Европы – в рефрактор обсерватории Медины (близ Парижа), который был на тот момент в два раза сильнее трубы Лоуэлла.
Антониади начал серию наблюдений 20 сентября 1909 года.
«Изображение великолепное, – записал он. – Вид планеты представляет настоящее откровение, и на ней можно рассмотреть поразительное количество подробностей. Темные пятна, окрашенные в серо-синеватый
Второй рисунок, через полтора часа. «Изображения стали хуже. Не видно больше этого великолепного изобилия подробностей… Темные пятна кажутся теперь более нежными, более правильными и менее узловатыми».
Если сравнить между собой оба рисунка, то оказывается, что на втором рисунке, сделанном при худших атмосферных условиях, имеется больше правильных каналов, чем на первом. По поводу них Антониади сообщил: «Каналы в нижней части диска (кроме изгибающегося вправо продолжения Большого Сирта) были видны только в течение приблизительно 1/3 секунды, притом не одновременно».
Хотя сильнейший рефрактор Европы находился в распоряжении Антониади целых два месяца, атмосферные условия были очень неблагоприятны – только в течение девяти вечеров удалось наблюдать планету, большею частью при неспокойной атмосфере. Но и в те редкие моменты, когда ненадолго успокаивался вечно волнующийся «воздушный океан», диск Марса представлял картину неописуемой сложности, которую, по словам Антониади, не сумел бы изобразить ни один художник:
«Почва планеты казалась покрытой множеством темных узлов и неправильных клеток вперемежку с чрезвычайно нежно-серыми пространствами с волнистыми неправильными прожилками. Во всей этой картине не было ничего геометрического, ничего, что производило бы впечатление искусственно сделанного; весь облик планеты имел совершенно естественный характер».
Тем не менее само существование каналов Антониади не отрицал, изобразив их на карте. На его рисунках можно насчитать до пятидесяти каналов, но все они заметно отличаются от каналов Лоуэлла. Одни имеют вид бесформенных широких полос, другие «разложились» в ряд неправильных «озер», некоторые оказались просто границей темных пятен. Лишь немногие из них кажутся тонкими темными линиями, но и эти каналы очень коротки и имеют кривую или волнистую форму.
«Если под каналами Марса понимают прямые линии, – писал Антониади, – то каналы, конечно, не существуют. Если же под каналами понимают неправильные, естественные, сложные полоски, то каналы существуют. Нет никакого сомнения, что мы ни разу не видели на Марсе ни одного настоящего искусственного „канала“».
На основании наблюдений он разработал собственную теорию марсианских каналов. Эжен Антониади разделял взгляды Лоуэлла, что Марс представляет собой высыхающую планету и большая часть его поверхности покрыта желто-красными пустынями. Темные части («моря») может застилать растительность, которая аналогична растительности земных полупустынь и существует за счет подпочвенных вод. Никакой геометрически правильной сети прямых каналов на Марсе не существует. Пятна на планете везде имеют очень сложное
Антониади держал Лоуэлла в курсе своих наблюдений, и тот очень рассчитывал на французского астронома, считая его членом своей «партии». Результаты, полученные Антониади, разочаровали бывшего дипломата. В ответ он написал, что большие телескопы преобразовывают детали поверхности других планет в нечто расплывчатое, искажают их. Веру Персиваля Лоуэлла в существование марсиан уже ничто не могло поколебать. Впрочем, как и веру публики в Лоуэлла.
Разноцветные марсиане
Дискуссия вокруг марсианских каналов первого десятилетия ХХ века вызвала возбуждение не только в научных кругах, но и среди фантастов. Писателям больше, чем ученым, льстит внимание публики, и на свет появились новые тексты о полетах на Марс.
Эдвин Л. Арнольд выпустил роман «Лейтенант Гулливар Джонс» («Lieut. Gullivar Jones», 1905). Обозначенный в названии лейтенант ВМФ США во время ночной прогулки по Нью-Йорку становится свидетелем гибели незнакомого старика. В госпитале при старике находят восточный коврик и нашейную цепочку с каким-то прозрачным камнем – вещи в итоге достаются лейтенанту. При изучении коврика выясняется, что на нем вышиты странные письмена и нечто вроде карты Солнечной системы. Однажды, пребывая в дурном настроении, Джонс прохаживался по этому ковру и вертел цепочку в руках, при этом он чувствовал непреодолимое желание улететь куда-нибудь от своих проблем: например, на Марс. «Да! – выкрикнул Гулливар. – Я желаю быть на Марсе!» И тут же волшебный коврик перенес его на соседнюю планету.
Красная планета, по мнению Арнольда, представляет собой благоустроенный мир человекоподобных утонченных существ, обладающих телепатическими способностями. «Их улыбчивые лица никогда не омрачались от плохих мыслей; их движения были изящны и медленны; их смех казался музыкой…» Выясняется, что новая марсианская утопия зиждется на «культуре пития» – всемерном употреблении тонизирующих и веселящих напитков, которыми марсиане регулируют свои эмоции. Кроме того, на Марсе царит коммунизм, то есть совершенно нет частной собственности; местные жители даже не понимают, что это такое. Аналогичное отношение распространяется и на брак – все вольны вступать в него, когда заблагорассудится, из малейшей симпатии к будущему партнеру или по воле случая, и так же легко расставаться.
Став по воле случая женихом принцессы города Сеч (должность принцессы выборная), Джонс обнаруживает, что на Марсе существует раса гигантов, которым платят дань в виде человеческих жертв. Лейтенант вступает в схватку с ними, и на Марсе начинается гражданская война. Очевидно, на автора произвел сильное впечатление роман Герберта Уэллса «Машина времени» («The Time Machine», 1895), в котором тоже сосуществуют две расы (хотя и не на Марсе, а в отдаленном будущем). При этом сам Эдвин Л. Арнольд оказал заметное влияние на более поздних авторов – похождения бравого лейтенанта вдохновляли Эдгара Берроуза, о котором мы поговорим ниже.