Мартин-Плейс
Шрифт:
Он шел в ярком свете, среди веселого шума, доносящегося отовсюду: бренчанья рояля, дроби барабанов, обрывков песен и смеха. Он не может вернуться домой, обратив эту ночь в назидательный пример. «Я же говорила тебе, что людям нельзя доверять. Если бы ты меня слушал…»
Он купил пачку сигарет и направился к парку. Он сидел на скамье и без всякого удовольствия курил, изобретая оправдания для Полы (автомобиль сломался, его владелец заболел), убеждая себя, что все к лучшему. Он ведь, в сущности, не был готов к этому вечеру, и денег почти нет, и танцевать он не умеет. Спальня, в которой Молли дала ему несколько уроков, была слишком тесна.
Уличное движение вновь оживилось: расходилась театральная публика, трамваи выплескивали свой человеческий груз на ярко освещенные тротуары, и ночь словно опять превратилась в ранний вечер.
«Марокко» — бежали по фасаду красные и зеленые буквы. Он уже направился ко входу, как вдруг ему показалось, что навстречу идет Риджби. Поспешно укрывшись в подъезде, он подождал, чтобы пара прошла, а потом поглядел ей вслед. Да, это был Риджби, но словно переодетый, словно талантливо и уверенно играющий какую-то роль, — кто угодно, только не старый клерк за столом у высокого окна, с пером в руке, с сеткой усталых морщин вокруг глаз! А женщина с ним? Его жена? Вот «очень счастливый новый год», на который он намекал сегодня днем: и вот, подумал Дэнни, совсем другой человек.
Размышляя над этой тайной, он вошел в «Марокко» и отыскал свободный столик под пестрым мозаичным панно с мечетями, минаретами и узеньким полумесяцем, один рог которого был отбит. Он заказал кофе. Поигрывая ложечкой, он думал: кто из сослуживцев знает Риджби? Кто вообще кого знает? Дент, Салливен, Льюкас, Джадж, Слоун — они один за другим проходили перед его умственным взором, ряд незаконченных портретов, и самым незаконченным из них был его собственный. Когда же и где будет дано тебе почувствовать, что тебя знают и ты перестал быть чужим среди чужих? Риджби спрашивать бесполезно. И не только Риджби, но и всех, кто не работает с инструментами, создающими узор мыслей и стремлений, в точности подобный его собственному. Из них всех это может знать только Рокуэлл. Он ведь доказал все, что необходимо было доказать. Ответ на вопрос скрыт в кабинете на верхнем этаже. И надо найти способ добыть его оттуда.
Когда Дэнни вспомнил про кофе, остывшую жидкость уже затянула пленка. Отодвинув чашку, он встал и пошарил в кармане, нащупывая деньги. На улицу он вышел под аккомпанемент гудков, свистков и рявканья автомобильных сигналов. Кругом властвовало заразительное веселье — намек на то, чего он лишился, и Дэнни стиснул зубы, борясь с разочарованием, которое превратило в пыль все утешительные выдумки. Эта ночь оказалась пустышкой. Как, наверное, и Пола. Пусть убирается к черту! Во всяком случае, усмехнулся он, ад станет еще привлекательнее.
23
Весь вечер Риджби был во власти одной-единственной мысли: она мешала ему смотреть на сцену, превращала его в нервный центр, готовый мгновенно отреагировать на любое слово или жест,
Он твердо знал, что именно он хочет сказать, но это должно быть сказано как часть общего хода мысли его и Эдит, как нечто взаимное и само собой разумеющееся, а не внезапное предложение ни с того ни с сего. Но до сих пор их беседа еще ни разу не дала ему такой возможности, а придать ей необходимый оборот он не решался, уверенный, что это выйдет у него нарочито и до прозрачности прямолинейно.
Ни разу в жизни он не переживал подобной минуты. Весь мир был теперь словно одеяло, в которое он закутался, и осталось только подоткнуть два-три уголка.
Эдит поставила чашку на блюдечко и посмотрела на часы.
— До двенадцати остается пять минут, Джо. Выйдем на балкон.
На балконе он закрыл за собой дверь, словно отрезая себе отступление, а Эдит сказала:
— Какая удивительная ночь, Джо! Взгляните, этот паром — как огромный светляк.
Они стояли, опираясь о перила. Риджби сказал что-то о кошачьих глазах в темноте: он должен был сказать совсем другое, эти слова вырвались у него случайно — отзвук его неуверенности, его смятения. Он выпрямился, напрягая всю волю, раздираемую острыми когтями мрачного предчувствия.
Ведь именно ради этого он трудился и строил планы, как ребенок строит башню из кубиков, которая задрожит и рассыплется при первом небрежном прикосновении.
После короткого молчания Эдит повернулась к нему:
— Я давно уже хочу спросить у вас одну вещь, Джо. Почему вы заговорили со мной в тот день в картинной галерее?
— Просто чудо, что я решился открыть рот, — ответил он.
Эдит весело засмеялась.
— У вас это получилось очень непринужденно. Я даже подумала тогда, что вы вообще имеете такое обыкновение.
— Эдит, я холодел от страха.
Она коснулась его плеча.
— И вы все еще боитесь, Джо?
Он воспринял этот вызов всем своим существом и ощутил жаркую радость и волнение.
— Нет, — сказал он, — теперь я не боюсь. И я всегда боялся только себя, а не вас. Вы подняли мои акции, когда они стояли совсем низко.
— Это очень хорошо, Джо. Надеюсь, мне удастся и дальше их поднимать.
Риджби почувствовал, что вся оставшаяся его жизнь сжалась в те несколько секунд, после которых он сказал:
— Тогда вам придется выйти за меня замуж, Эдит.
Она улыбнулась ему:
— Конечно. Я об этом уже думала. Хотя в нашем возрасте такая идея и кажется немного странной. Наверное, потому, что она утратила былой романтический блеск. Но ведь такой блеск вообще недолговечен, не так ли? Он быстро тускнеет.
— Для меня этот вечер полон такого романтического блеска, какого я не знал за всю свою жизнь.
Боясь поверить этому, она накрыла его руку своей.
— Вы очень добры, Джо. Мне даже захотелось стать на тридцать лет моложе.
— Не надо этого хотеть, — сказал он настойчиво. — Я не хочу жить с вами в мире ретроспективных фантазий. И не надо грустить о том, что мы такие, какие есть. Я должен вам сказать одно, Эдит: для меня это начало. У меня нет прошлого.
Эдит сделала движение к нему, и он ее обнял. Их лица почти соприкасались, и она прошептала:
— Пусть прошлое хранит свои тайны. Мне все равно какие. Мне важно только то время, которое нам осталось провести вместе, и если это сделает вас счастливым, мне ничего другого знать не нужно.