Мартиролог. Дневники
Шрифт:
Вчера я и Лара были у Катаняна: Сережа Параджанов уезжал в Тбилиси. Подарил ему свой перстень, ведь он не работает, может быть, продаст. Сережа был очень тронут, сказал, что будет беречь подарок.
Звонила Лора. <…>
Вчера и позавчера поездка с Сашей Медведевым в Мясное. Следовало слить воду в бане, чтоб не замерзли трубы, которые могли к тому же и разорваться. Страшная дорога! Лед, аварии, дорогу никто не чистит, не посыпает, вспомнить страшно. В посадках сели в глубочайшую лужу в снегу. Вытаскивали машину трактором. На обратном пути совершенно занесло дорогу, еле выехали, и туда и
Лариса сказала, что Толя Солоницын в больнице. Неужели это конец? Неужели все-таки рак?
<…> Ольга ушла к Тосе. Она, видите ли, не может жить там, где ее ненавидят. Кто ненавидит? Опять она дурачит Ларису. Дома ей предъявляются требования, которых она не в состоянии вынести, а там — свобода! Гуляй — не хочу!
Звонил какой-то «неизвестный» (Лариса говорила) и заявил, чтобы я «не хамил» в адрес С. В. Михалкова. Что за притча? То ли он жертва сплетни, то ли провокатор.
Единственное — я на последней встрече рассказал о том, как некоторые обивают пороги начальства и просят званий и орденов. М. б., «на воре шапка горит»? Но никаких имен я, конечно, не называл.
Ночь: еду в Ленинград на выступления.
Управление кинофикации отмечает 20-летие «Иванова детства», где-то у черта на куличках — кинотеатр «Арктика» в городе Бабушкине. (Вот это уважили!) Мне звонила директриса кинотеатра и спрашивала, буду ли я принимать в этой затее участие. Ну, спасибо, господин Ермаш!
Андрей Тарковский на встрече со зрителями, Ленинград
Было трудно, много вопросов на встречах. Хорошо принимают.
Очень доволен был помощник Романова (?!). За первое выступление у архитекторов — 100 р. Еще два выступления в Молодежном центре.
Утром смотрел первый вариант «Шостаковича» Саши Сокурова.
Замечательно. Но все равно и этот фильм был разрушен поправками. Трудно Саше. Предложил ему сделать «Крысолова» Грина на основе хроникального материала. Он очень ухватился за эту мысль, сказав, что поступок этот равен пушкинскому, когда он предложил Гоголю тему, вернее, идею «Мертвых душ».
Приехала Лара с Тяпусом и Маша. (Дал Маше 60 руб. взаймы.)
«Россия скажет величайшее слово всему миру, которое тот когда-либо слышал…»
Сегодня последний день — итого семь дней, как мы в Ленинграде. Много выступлений, всего пянадцать (денег 1500). В Москве я бы получил гораздо больше.
Были с Тяпусом в Доме Пушкина на Мойке, в запасниках Русского музея, видели замечательных Филонова, Малевича, Кандинского, Петрова-Водкина, Кузнецова и других. Смотрели дворец Юсупова, потрясающей красоты Меньшиковский дворец. Тяпус с Ларой пробежали также и по Эрмитажу (не успели в запасники), а сейчас они в Александро-Невской лавре и Петропавловской крепости. Я же дома, отдыхаю: сегодня последнее выступление. Устал. Рад, что Андрюшка посмотрел Ленинград.
О нас здесь заботились и опекали и Саша Сокуров, и Костя Лопушанский, и Юра Риверов. Очень милые люди.
Устал после Ленинграда. Тяпа тоже: спит.
Звонил Тонино, пока нас не было, просил позвонить. В «Совинфильме» еще даже не готов перевод итал. контракта: Еровшин болен (?!). Юрист же говорит, что некоторые важные детали итальянцами
«Друга я себе буду искать между мужчинами. И никакая женщина не может заменить мне друга. Зачем же мы лжем нашим женам, что мы считаем их нашими друзьями. Ведь это неправда же?»
«Жена Льва Николаевича, чтобы сохранить состояние для детей, готова была просить власти об учереждении опеки над его имуществом».
Был в конторе у Гавронского и звонил в Рим. Разговаривал с Лорой. Все рассказал ей. Сегодня (даже в то же почти самое время) Тонино собирался встретиться с Дзаволи (RAI). Я ее просил успеть дозвониться к Тонино на телевидение с тем, чтобы он сказал Дзаволи и о заключении контракта в Риме (подписании), и о некоторых недоуменных реакциях юриста «Совинфильма» по поводу итальянского варианта контракта (уже второго).
Звонят из Тбилиси, просят приехать, обещают хорошо платить, (минимум по 150 за выступление). Передали просьбу Сережи Параджанова, чтоб мы с Ларой обязательно приехали.
«…Самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни».
Давно мне ничего не снилось, а тут снова стали сниться сны… Сегодня снилось, что мне делали серьезную операцию в правой верхней части груди. А потом мы с Ларой с трудом ловили какую-то машину, чтобы уехать. Вещи. На улице грязный снег, неуютно. Подбегаем, а автомобиль около тротуара разбит — весь плоский, как лепешка. Это на него какой-то огромный грузовик наехал сзади и смял. И ехать нам не на чем.
Вчера по моей просьбе был Володя Шинкаренко — врач, который присматривал с таким рвением за Толей Солоницыным. У Толи рак (и операция сделанная — верхней доли легкого весной — была сделана слишком поздно). Сейчас, судя по всему, метастазы в позвоночник, и вряд ли Толя проживет год. А то и меньше — скорее всего. Володя просил меня похлопотать за то, чтобы Толе дали возможность въехать в свою кооперативную квартиру немедленно, несмотря на то, что там никто не живет (в их подъезде лишь в одной квартире — на первом этаже, так как лифт не работает). Говорил с Джуной, чтобы она посмотрела Толю. Вот и все. Раньше (в свое время, вовремя) операцию Толе нельзя было сделать оттого, что он или уезжал в экспедицию, или пил.
Был у Коли Шишлина, он звонил в Рязанский обком второму секретарю (насчет нас в Мясном). Хочет помочь толкнуть итальянские дела.
В Польше очень плохо, можно ждать чего угодно.
Был у Сизова. Он обещал поторопить Сурикова с контрактом. Но сказал, что он «почему-то не верит в эту затею». Который раз он об этом говорит! Видимо, ему известно что-то. Отношение Ермаша к моей работе в Италии, которое не только отрицательное, но и, скорее всего, выработан способ все «поломать», поэтому Сизов и говорит об этом, как о невозможном. То есть всячески намекает мне на то, что знает что-то, о чем не может сказать мне. Говорил с ним насчет Толи Солоницына, насчет возможности переехать в кооперативную квартиру раньше срока сдачи дома, тем более что кое-кто там уже живет. Ермаш хочет меня сковать по ногам и рукам, лишить какой бы то ни было свободы, задавить, задушить, уничтожить. А Ермаш всего-навсего холуй. Значит, таково мое предназначение — быть распятым…