Мартовские дни
Шрифт:
— Этот парень встречался с кем-то на постоялом дворе?
— Хозяин говорит, ага. Но только совсем не с боярской дочерью и не с женой воеводы. К Радойце наведывалась женщина из племени ромалы.
— Айша? — не выдержав, посунулся вперед Кириамэ.
— Вот неведомо, — с искренним сожалением развел руками Щур. — Корчмарь эту самую Айшу-плясунью допреж не встречал. Женщина, что приходила в «Черемшаник», куталась в шаль с розанами, лица напоказ не выставляла и споро прошмыгивала наверх. Однако хозяин приметил на ней гремучие золотые браслеты с монистами, какие обычно ромалы носят, и пестрые юбки в десяток слоев. Может,
— Теперь ясно, почему они встречались в разных городах Тридевятого царства, — протянул ромей. — Княжич приезжал туда, где останавливался табор… — он торопливо подсчитал что-то на пальцах и присвистнул.
Несшие дозор стражники расступились, пропуская их к ожидающим лошадям, привязанным к жерди-коновязи. Солнце в весенне-ясном, прозрачном небе показалось Кириамэ слишком ярким, режущим глаза после полутьмы склада. Сбившиеся в кучки горожане перешептывались, охали, тянули шеи, пытаясь через плечи дозорных заглянуть внутрь. Любопытство человеческое неистребимо.
— Эссиро, — ворвался в невеселые размышления нихонца хрипловатый голос, — смотри-ка, что выходит. В начале марта месяца пропадает Айша. Начинается ледоход, Пересвет вылавливает ее тело из реки. На следующий день в Столь-град приезжает карпашский княжич. Уходит вечером на свидание — возможно, с Айшей, возможно, еще не зная, что девица умерщвлена — и не возвращается. Через три дня встревоженные слуги оповещают городскую стражу. Спустя день княжича находят мертвым в обществе зарезанного Осмомысла. Пока тянулась зима, душегуб не спешил. Потихоньку похищал горожан, потихоньку убивал и искусно прятал тела. Но с приходом весны ему стало наплевать, найдут мертвецов или нет. Он начал торопиться.
— Что-то изменилось? — озадачился Кириамэ. — Но что именно? Сыскари стали более настойчивы в поисках? Кто-то его вспугнул?
— Иногда убийцы таким образом бросают вызов правосудию. Мол, я оставляю свежий кровавый след, так изловите и покарайте меня, коли сумеете… Меня занимает другое. Связаны ли между собой Айша и княжич Радомир? Ее смерть и его исчезновение стряслись почти одновременно. Допустим, именно ромалы была тайной подругой княжича. Он пришел в условленное место, прознал, что Айша мертва — и что случилось потом?
— На месте встречи княжича мог ожидать Душегубец, вызнавший о сердечном приятеле Айши, — покрутив события так и эдак, нихонский принц кое-как приладил их друг к другу. — Он пленил Радомира и несколько дней где-то удерживал, пока не счел нужным убить.
— Толково судишь, — одобрил ромей. — Еще версии? Давай, пораскинь умом.
— Узнав о гибели Айши, Радомир начал искать ее убийцу. Княжич оказался везучим и сумел выйти на Душегубца. Возможно, записку старому ёрики прислал именно Радомир — извещая, кто убийца и где он скрывается.
— Но Осмомысл не слишком поверил в успешные розыски карпашского княжича, — подхватил Гардиано. — Или в боярине вскипела кровь. Он возжелал пленить убийцу сам. Осмомысл отправился в город. Где встретился не с княжичем, а с Душегубом, успевшим к тому моменту выследить и прикончить Радомира.
— Есть еще одна возможность, — увлекся игрой предположений Ёширо.
— Выкладывай, — с жадным нетерпением в голосе потребовал ромей.
— Что, если Радомир и есть Душегубец? — рискнул Кириамэ. — Прикидываясь мстителем за гибель Айши, он забросил
— Я ж тебе показывал рану, — нахмурился Гай. — Ну представь сам: тебе накинули на шею аркан и душат, а ты пытаешься отмахаться. Куда ты поразишь противника? В плечо и шею, в руки, если очень повезет — ткнешь в бок. Сердце, тем более столь точно, ни в какую не пронзишь. А удавку ты хорошо рассмотрел? Таким тонким шнурком немудрено изрезать в кровь пальцы и ладони, но у боярина руки целы. Да и веревка в кулаке стиснута неправильно. Словно пальцы умирающего просто сжали вокруг нее, они так и оцепенели… И еще. Похищения и убийства начались с конца минувшей осени и длились всю зиму. Если Душегуб — княжич, то для осуществления замыслов ему требовалось безвылазно торчать в Столь-граде. Его люди уверяют, он прибыл сюда всего пять дней тому, а последний раз навещал свою загадочную зазнобу перед Рождеством. Все остальное время Радомир провел в Карпашах. Может, слуги лгут, однако их слова легко проверить. Думаю, они говорят правду. Княжич впрямь водил знакомство с некоей девушкой-ромалы, но в убийствах он неповинен. Возражения сыщутся?
— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали. Множество вопросов и предположений, но ни одного вразумительного ответа, — Ёширо толкнул коня пяткой, поворачивая с улицы на Торжище, стекавшее к стенам городской крепости и царского терема. С начала лета здесь разбивали сотни пестрых палаток и шатров ярмарочные торговцы, но сейчас Торжище выглядело большим грязным пустырем. Рыхлым месивом, истоптанным тысячами ног, с тающими следами санных путей и оплывшими, доживающими считанные дни сугробами. Влево и вправо тянулись дощатые заборы боярских усадеб. С невысокого холмика светилась округлым позлащеным куполом и белизной стен церковь во имя святых, чьи имена Кириамэ никак не мог упомнить. Ближе к реке внушительно громоздились высокие катальные горы. Днями плотники начали разбирать зимнюю забаву на доски и балки, чтобы убрать на хранение в склады до следующих морозов.
— Да-да, напомни лишний десяток раз, чтоб я точно не позабыл, — уныло отшутился Гардиано.
Подле глубокой арки Красных врат, парадного въезда в Кром-крепость, творилось шумство и буйство. Дружинники в алых с лазоревым долгополых кафтанах заворачивали вспять добротный возок, обтянутый черным сукном и запряженный парой крепких каурых лошадок. Мимохожие горожане сгрудились поодаль, заинтересованно глазея. Подъехав ближе, Кириамэ расслышал привизгивающий, царапающий ухо голос, требовавший немедля допустить служителя божия к царю-батюшке. Дружинные, исполняя приказ, сдержанно, но неумолимо оттесняли ржущих коней и повозку назад.
— Бонза Фофудья пожаловал, — безошибочно распознал назойливого визитера Ёширо.
— Не в меру добродетельный священник? — хмыкнул ромей.
— Он самый, — нихонский принц бестрепетной рукой направил лошадь к темному зеву Красных врат. Издалека признавшие Ёширо караульные приоткрыли одну из тяжелых решетчатых створок, как раз протиснуться лошади с седоком. Гардиано неотступно следовал за принцем, и тут дверца возка с треском отлетела в сторону. Высунувшись до пояса, преподобный Фофудья явил миру удрученный мировой скорбью лик, пронзительно возопив: