Мартышка для чемпиона
Шрифт:
Я вытаскиваю телефон из сумочки, уже собираясь позвонить Глебу и отменить встречу, как слышу перезвон колокольчиков над входной дверью. Поднимаю взгляд. Рыжеволосый Гарри, с которым, к счастью, у нас так ничего и не срослось, широким шагом, лавируя между столиков, идет ко мне с миленькой улыбкой на веснушчатом лице.
Вау, оказывается у Глеба есть веснушки?
Не замечала.
Хотя, я, в целом, не то чтобы сильно внимательно его разглядывала. Не было таких порывов и желаний. Вот Арсения да. За то время что мы вместе,
Тпру, Марта, ты опять не о том думаешь!
В общем, медленно, но верно Бессонов завоевывал все мое внимание. Смещал центр моей Вселенной на собственную персону, тогда как Глеб так и остался в ней яркой, но быстро сгоревшей звездой. И яркой — не в смысле запоминающейся, если уж совсем честно. А исключительно потому что его рыжий цвет волос временами резал глаз. О чем я и должна ему сообщить. Не про волосы! А про то, что все между нами кончено. Пришло время признать и себе, и Глебу, и Асе — Арсений выиграл еще до того, как эта “гонка” началась.
— Привет, — улыбается парень, подходя к столику.
— Здравствуй, — отвечаю сдержанной улыбкой я.
Глеб тянется, чтобы чмокнуть меня в щечку.
Я вежливо его останавливаю.
Парень понятливо кивает. Присаживается на диванчик напротив, жестом притормаживая рванувшего к нам официанта. И хоть о встрече я попросила Глеба все лишь коротким сообщением: “Увидимся? Нам надо поговорить”, но, судя по его взгляду — он уже и так все понял. Спрашивает без какой-либо претензии:
— Значит… это все?
Я замешкавшись не сразу, но киваю.
Глеб ерошит пятерней кудрявую шевелюру.
— Могла бы просто перестать отвечать на мои сообщения. Девчонки часто так делают.
— Я решила, что это было бы некрасиво и неприятно.
— И то правда…
— Хотела сказать тебе это лично, глядя в глаза, а не по телефону, — продолжаю, словно оправдываясь, покручивая пальцами картонный стаканчик с латте.
Парень кивает.
За нашим столиком виснет тишина.
Глеб пристально вглядывается в мое лицо. Спускается взглядом на губы. Подбородок. И ниже. Я смущенно ерзаю попой по кожаной обивке дивана, стараясь невзначай прикрыть прядкой волос засос, который сегодня утром Бессонов оставил на моей шее.
Финт не прокатывает.
Глеб след от чужих губ замечает. Говорит, скорее утверждая, нежели спрашивая:
— Это тот парень, да.
— М-м, какой парень?
— Хоккеист, которого мы встретили в кино. Он же? Ты ведь теперь с ним?
Я сдаюсь. Опускаю напряженные плечи и, не видя смысла врать, признаюсь:
— По правде говоря, да. С ним. Его зовут Арсений. И мы, типа, пара…
— Я так и думал, —
— О чем ты? — непонимающе заламываю бровь я.
— Знал: рано или поздно он тебя добьется. Такие, как Арсений, всегда добиваются того, чего хотят. А он тебя хотел. А ты хотела его. Это было понятно при первом же взгляде на вас двоих.
— Неправда!
— Правда.
— На тот момент все, чего я от него хотела — это избавиться.
— И трахнуть.
Оу…
Я округляю глаза. Слово “трахнуть” из уст хорошего, примерного Глеба звучит так, как если бы портовой грузчик начал за рюмкой водки цитировать высокопарную классику. Чужеродно. И странно.
По своему интерпретировав мое молчание, собеседник продолжает:
— Я это знаю. Ты это знаешь. И он это знал. Поэтому тогда за нами на сеанс и не потащился. Понял, что я ему не конкурент. От вас двоих так фонило сексуальным напряжением, что удивительно, как проводка в ТРЦ не загорелась. У вас у обоих были явные притязания друг на друга. Я это еще тогда заметил.
— Тогда почему промолчал?
Парень пожимает плечами:
— Наверное понадеялся, что смогу составить ему конкуренцию? Хотя куда мне. Он спортсмен, красавчик, его самоуверенность родилась раньше него самого.
— Я тоже ему это постоянно говорю, — хмыкаю — про самоуверенность. А вообще, ты… ты ведь понимаешь, что дело не в тебе? Я с ним, не потому что ты плохой или какой-то не такой, Глеб, правда. Ты классный, милый, добрый, веселый…
— Да, да, да, и скучный. Говори прямо.
— Неправда! Ты хороший! Просто тебе и девочку надо такую… милую. Воздушную, легкую, мягкую. Я совершенно не твой типаж. У нас бы все равно ничего не получилось. Даже если бы в моей жизни не появился Арсений, мы бы не смогли найти точки соприкосновения. Понимаешь?
— Вполне.
Мы снова на какое-то время замолкаем.
Пока Глеб не нарушает тишину, посмеиваясь, спрашивая:
— А как же: “все хоккеисты заносчивые засранцы”?
— Я все еще так считаю, если тебе интересно! — хмыкаю я. — Просто этот засранец оказался моим, — вздыхаю. — Оказывается и такое бывает. Если любишь человека, то готова мириться со всеми его нарциссическими замашками и прощать его заносчивой заднице любые косяки. Хотя, будем честны, косяков у Бессонова преступно мало. Он идеален. И этим, кстати временами бесит.
— М, любишь значит? — вычленяет из моих слов главные Глеб.
Я прикусываю язык, только сейчас осознав, что впервые перед кем-то это произнесла. Сказала вслух о своих чувствах к Бессонову. И слова выпорхнули из моего рта так легко и просто, будто бы пришло их время. Осознание этого волной легкой дрожи прокатывается внутри, сосредотачиваясь на кончиках пальцев легкими покалываниями.
Я растираю ладошки и киваю, говоря:
— Кажется, — нет, не кажется. — Люблю.
— Ему с тобой очень повезло.