Марусина заимка

Короленко Владимир Галактионович

Вообще, когда мне приходится слышать или читать сравнение Сибири с дореформенною Россией, -- сравнение, которое одно время было в таком ходу, -- мне всегда приходит на ум одно резкое различие. Различие это воплощается в виде толстой фигуры моего юмориста-приятеля. Дело в том, что у дореформенной России не было соседства России же реформированной, а у Сибири есть это соседство, и оно порождает то ироническое отношение к своей родной действительности, которое вы можете встретить в Сибири даже у людей не особенно интеллигентных. Наш российский Сквозник-Дмухановкий, в простоте своей душевной непосредственности, полагал, что "так уж самим богом установлено, и волтерианцы напрасно против этого вооружаются".

Сибирский же Сквозник видел упразднение своего российского прототипа, видел торжество волтерианцев, и его непосредственность давно уже утрачена. Он рвет и мечет, но в свое провиденциальное назначение не верит. Пойдут одни "веяния" -- он радуется; пойдут другие -- он впадает в уныние и скрежещет. Правда, к отчаянию всегда примешивается частица надежды: "авось и на этот раз пронесет еще мимо", зато и ко всякой надежде примешивается горькое сомнение: "надолго ли?" Ибо "рубят лес за Уралом, а в Сибирь летят щепки". А тут еще в сторонке стоит свой родной "волтерианец" во фризовой шинели и улыбается: "что, мол, батюшка, покуда еще бог грехам терпит, ась?" -- да втихомолку строчит корреспонденции в российские бесцензурные издания.

– - Кстати, -- спросил у меня Василий Иванович, когда после чаю мы закурили сигары, продолжая свою беседу: -- вы мне ведь еще не рассказали, что такое случилось с вами, тот раз, в логу?

Я рассказал все уже известное читателю.

Василий Иванович сидел задумчиво, рассматривая кончик нагоревшей сигары.

– - Да, -- сказал он, -- странные люди...

– - Вы их знали?

– - Как вам сказать? Ну, встречал, и беседовал, и чай, вот как с вами, пивал. А знать... ну, нет! Заседателей вот или исправников, быть может по родственности духа, насквозь вижу, а этих понять не могу. Одно только знаю твердо: не сдобровагь этому Силину, -- не теперь, так после покончат с ним непременно.

– - Почему вы думаете?

– - Да как же иначе? Происшествие с вами уже не первое. Во всех подобных опасных случаях, когда ни один ямщик не решится везти, обращаются к этому молодцу, и он никогда не откажется. И заметьте: никогда он не берет с собой никакого оружия. Правда, он всем импонирует. С тех пор, как он уложил Безрукого, его сопровождает какое-то странное обаяние, и он сам, кажется, тоже ему поддается. Но ведь это иллюзия. Поговаривают уж тут разные ребята: "Убивца", мол, хоть заговоренною пулей, а все же взять можно..." Кажется, упорство, с каким этот Константин производит по нем свои выстрелы, объясняется именно тем, что он запасся такими заговоренными пулями.

V. "Искоренитель"

Василий Иванович насторожил, среди разговора, свои привычные уши.

– - Погодите-ка, -- сказал он, -- кажется, колокольчик... Должно быть, Проскуров.

И при этом имени Василия Ивановича, очевидно, вновь обуяла его смешливая веселость. Он быстро подбежал к окну.

– - Ну, так и есть. Катит наш искоренитель. Посмотрите-ка, посмотрите: ведь это картина. Ха-ха-ха!.. Вот всегда этак ездит. Аккуратнейший мужчина!

Я подошел к окну. Звон колокольчика быстро приближался, но сначала мне видно было только облако пыли, выкатившееся как будто из лесу и бежавшее по дороге к стану. Но вот дорога, пролегавшая под горой, круто свернула к станции, и в этом месте мы могли видеть ехавших -- прямо и очень близко под нами.

Почтовая тройка быстро мчала легонькую таратайку. Из-под копыт разгорячившихся коней летел брызгами щебень и мелкая каменная пыль, но ямщик, наклонившись с облучка, еще погонял и покрикивал. За ямщиком виднелась фигура в форменной фуражке с кокардой и штатском пальто. Хотя на ухабистой дороге таратайку то и дело трясло и подкидывало самым жестоким образом,

но господин с кокардой не обращал на это ни малейшего внимания. Он тоже перегнулся, стоя, через облучок и, по-видимому, тщательно следил за каждым движением каждой лошади, контролируя их и следя, чтобы ни одна не отставала. По временам он указывал ямщику, какую, по его мнению, следует подхлестнуть, иногда даже брал у него кнут и старательно, хоть и неумело, подхлестывал сам. От этого занятия, поглощавшего все его внимание, он изредка только отрывался, чтобы взглянуть на часы.

Василий Иванович все время, пока тройка неслась в гору, хохотал, как сумасшедший; но когда колокольчик, забившись отчаянно перед самым крыльцом, вдруг смолк, смотритель сидел уже на кушетке и, как ни в чем не бывало, курил свою сигару.

Несколько секунд со двора слышно было только, как дышат усталые лошади. Но вдруг наша дверь отворилась, и в комнату вбежал новоприезжий. Это был господин лет тридцати пяти, небольшого роста, с несоразмерно большой головой. Широкое лицо, с выдававшимися несколько скулами, прямыми бровями, слегка вздернутым носом и тонко очерченными губами, было почти прямоугольно и дышало своеобразною энергией. Большие серые глаза смотрели в упор. Вообще, физиономия Проскурова на первый взгляд поражала серьезностью выражения, но впечатление это, после нескольких мгновений, как-то стиралось. Аккуратные чиновничьи "котлетки", обрамлявшие гладко выбритые щеки, пробор на подбородке, какая-то странная торопливость движений тотчас же примешивали к первому впечатлению комизм, который только усиливался от контрастов, совмещавшихся в этой своеобразной фигуре.

Войдя в комнату, Проскуров сначала на мгновение остановился, потом быстро окинул ее взглядом и, увидев Василия Ивановича, тотчас же устремился к нему.

– - Господин смотритель!.. Василий Иванович, голубчик... лошадей!.. Лошадей мне, милостивый государь, ради бога, поскорее!

Василий Иванович, развалясь на кушетке, хранил холодно-дипломатический вид.

– - Не могу-с... Да вам, кажется, почтовых и не полагается, а земские нужны под заседателя, -- он скоро будет.

Проскуров сначала горестно изумился, потом вдруг вспыхнул.

– - Что вы, что вы это? Ведь я прибыл раньше. Нет, по-звольте-с... Во-первых, ошибаетесь и насчет почтовых: у меня на всякий случай подорожная... Но, кроме того, на законном основании...

Но Василий Иванович уже смеялся,

– - А, чорт возьми! Вечно вы с вашими шутками, а мне некогда!
– - досадливо сказал Проскуров, очевидно не в первый раз попадавший в эту ловушку.
– - Скорее, бога ради, у меня тут дело!

– - Знаю, убийство...

– - Да вы почему знаете?
– - встревожился Проскуров.

– - Почему знаете!
– - передразнил смотритель. -- Да ведь заседатель-то уж там. От него слышал.

– - Э, врете вы опять, -- просиял Проскуров, -- они-то еще и ухом не повели, а уж у моих, знаете ли, и виновный, то есть собственно... правильнее сказать -- подозреваемый, в руках. Это, батюшка, такое дельце выйдет... громчайшее!.. Вот вы посмотрите, как я их тут всех ковырну!

– - Ну, уж вы-то ковырнете! Смотрите, не ковырнули бы вас. Проскуров вдруг встрепенулся. Во дворе забрякали колокольцы.

– - Василий Иванович, -- заговорил он вдруг каким-то заискивающим тоном, -- там, я слышу, запрягают. Это мне, что ли?

При этом он схватил смотрителя за руку и бросил тревожный взгляд в мою сторону.

– - Ну, вам, вам... успокойтесь! Да что у вас там в самом-то деле?

– - Убийство, батюшка! Опять убийство... Да еще какое! С явными признаками деятельности известной вам шайки. У меня тут нити. Если не ошибаюсь, тут несколько таких хвостиков прищемить можно... Ах, ради бога, поскорее!..