Марьяжник
Шрифт:
Для того чтобы воспроизвести в памяти данные о князе Рушанском как о личности, Головацкому не нужно было обращаться к своей хваленой картотеке. Константин Макарович всегда был на виду, не скрывал пристрастий, пороков и в силу своего высокого положения в обществе мог открыто высказываться по любому вопросу. То есть личность совершенно незакомплексованная. Дерзкий, экспансивный, большой любитель водочки, как и сказал Буйчилов… А вот о пристрастии Рушанского к купанию в проруби Матвей Евграфович не знал. Это было для него новостью. Зато он совершенно точно знал другое, хотя и не стал опять же таки раньше времени делиться предположениями
В дверях кабинета показалась Глафира Карловна.
– К вам господа Орлов и Михайлов, Матвей Евграфович.
– Пусть проходят.
Головацкий продолжал методично гладить пса, когда двое его подручных переступили порог профессорского кабинета.
– Ну, что, господа? Что удалось вам выяснить на этот раз? Или снова с пустыми руками?
Михайлов первым предоставил Головацкому отчет о проделанной им работе в трактирах близ места гибели губернского чиновника Антона Антоновича Сербчука. Собственно, результат этой работы был один. Человек, видевший таинственного незнакомца в котелке, все-таки обнаружился. Следовательно, возрастала и вероятность того, что Сербчука под лошадь все-таки толкнули. Но мотив?..
Вопрос с мотивом по-прежнему оставался открытым. И с большой долей вероятности ответ на него мог дать только один-единственный человек. Человек в котелке, прихрамывающий на левую ногу.
– Да-с… – протянул Матвей Евграфович, когда Михайлов замолчал. – Ну, а что у тебя, Тимофей?
Орлов в ответ только виновато пожал плечами.
– А вот я-то как раз, профессор, с пустыми руками, – сознался он, избегая встречаться взглядом со зрячим глазом Матвея Евграфовича. – Таинственного незнакомца в день гибели генерала ни в доме, ни на подступах к нему никто не видел. Или мне не захотели об этом сообщить. Я расспросил кого только можно, но…
– Но человек в котелке был в доме, – решительно перебил своего молодого подручного Головацкий. – Вы сами определили это по следам на ковре, милейший. Следовательно, этот человек либо невидимка, либо кто-то провел его в дом. Кто-то из близких людей покойного генерала. Наиболее подходящей кандидатурой мне представляется капитан Симаков, – Матвей Евграфович, окутавшись густыми облаками дыма, не столько обращался к двум молодым людям, сколько просто рассуждал вслух. – И, вероятно, убийца генерала убрал Симакова как ненужного свидетеля или сообщника. Поручик Рытвиненко не объявлялся?
Орлов не сразу сообразил, что профессор обращается к нему.
– Нет… Во всяком случае, мне ничего не известно об этом.
– Ну, что ж, – Головацкий помусолил кончик сигары еще немного и с явной неохотой выудил ее изо рта. – Кажется, нам пришло время вплотную поинтересоваться персоной поручика. И отыскать его, если он еще жив. Сдается мне, господа, что убийца, а в том, что мы имеем дело с хорошо спланированными убийствами, я практически не сомневаюсь, не любит оставлять за собой следов. Да-с…
– Новое убийство? – живо отреагировал Егор.
Топтание на одном месте, в силу отсутствия конкретных улик и доказательств, не прибавляло молодым людям бодрости и оптимизма. С другой стороны, если бы в деле появился хоть какой-то относительный просвет… Но Головацкий привык идти до конца при любых обстоятельствах.
– Предположительно убийство, – сухо поправил он своего подручного.
И после этого поведал Орлову с Михайловым о том разговоре, который состоялся у него с Буйчиловым несколькими минутами ранее. Тимофей, выслушав профессора, сделался еще мрачнее прежнего.
– Это может быть и не связано с нашим делом, – высказался Михайлов.
– Может быть, Егор. Все может быть. Но тем не менее мне хотелось бы, чтобы ты лично побывал у той злополучной проруби и посмотрел все на месте. Как обычно, меня интересует любая деталь, любая незначительная мелочь. Одним словом, все, что сумеешь отыскать. Да-с… И не забудь пообщаться с Прохором, со слугой покойного князя. Выясни, как долго он отсутствовал, не слышал ли чего, не видел ли… И акцент на человеке в котелке, разумеется. Может быть, он сумеет вспомнить такового среди знакомых Рушанского. Рассчитывать на удачу не приходится, но…
Головацкий, так и не закончив фразы, поднялся с кресла, не удостоил молодых людей даже прощальным кивком и вышел из кабинета. Дог засеменил следом за профессором. Приятели только переглянулись. Обоим было понятно, что Матвей Евграфович находился в пресквернейшем расположении духа. Подобное с ним случалось и прежде, когда поставленная задачка никак не желала решаться…
А Головацкий меж тем спустился на первый этаж, ни на кого не глядя, прошел в переднюю, надел пальто и шляпу и через секунду покинул дом в сопровождении верного пса.
Никакой конкретной цели в этой прогулке Матвея Евграфовича не было. Он только собирался подышать свежим морозным воздухом, пройтись немного и привести разбредшиеся мысли в порядок.
Пять несчастных случаев кряду и вдобавок к ним одно самоубийство. Четверо из шестерых погибших являлись членами некоего сомнительного клуба, суть которого Головацкому пока была неизвестна. Но, в любом случае, вряд ли это простое совпадение. Значит, связующее звено – клуб, и тянуть ниточку следовало именно с этой стороны, а не гоняться по всему Петербургу в поисках убийцы-невидимки. И, разумеется, нужно было выяснить, не принадлежал ли князь Рушанский к этому клубу. С капитаном Симаковым была совсем другая история. Во всяком случае, так, как видел ее на настоящий момент Матвей Евграфович. Имелась у него и еще одна догадка. Но догадка – не факт…
Головацкий остановился, скорее почувствовав, нежели услышав осторожные шаги за своей спиной. Дог успел убежать куда-то вперед и скрылся за ближайшим поворотом. Матвей Евграфович не стал его окликать. Равно как и не стал стремительно оборачиваться.
Шаги приблизились.
– Добрый день, профессор. Вот уж никак не ожидал встретить вас на улице, а не сидящего в кресле перед камином.
За этой фразой последовал ядовитый смешок, но Головацкий все равно обернулся не сразу. Он и без того узнал голос обратившегося к нему человека.