Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен)
Шрифт:
"Наконец, m-lle д'Аркиен оставила свое знаменитое звание девственницы! Все единодушно признают её за величайшую мученицу века, выносившую с большим постоянством свои страдания. Это счастливая семья! Её дорогой супруг писал мне до сражения и просил передать поклон любезному аббату; но после своей победы он так возгордился, что не в силах писать".
Марысенька заболела не на шутку. Собесский был в отъезде, но поспешил вернуться при первом известии. Он её застал при смерти: она заболела оспой в первой половине беременности. Следов на её лице не осталось, благодаря употреблению молока и свиного сала, но она потеряла волосы и брови. "Селадон" сделал вид, что ничего не замечает.
Это было весной 1669 г. перед открытием
II.
Избирательный сейм.
– - Болезнь Марысеньки.
– - Опасения Собесского. Бурные сцены.
– - Исключение Кондэ.
– - Возвращение епископа Бэзиерского.
– - Ночные свидания.
– - Нейбург или Лоррэн.
– -
Прибыв в Варшаву, она снова слегла. "Её ребенок не подавал признаков жизни". Собесский терял голову, отдаваясь более чем когда-либо прежним колебаниям. Епископ Бэзиерский не был в состоянии ему помочь советами: он приблизился к столице, но не дерзал появляться открыто. Скрываясь в поместье в Белолеке, -- он являлся на свиданья по ночам с большими предосторожностями.
Разгром французской партии начался с избрания "маршала" (президента Сейма). Г. де Бонзи советовал своим сторонникам избрать старосту Освечима, Пенязека. Потоцкий одержал верх, подкупленный заранее курфюрстом Бранденбургским в пользу герцога Нейбургского. Затем последовали шумные беспорядки: крики, ругательства, выстрелы. При звуке ружей сенаторы выбегали из зала заседаний, прятались в свои кареты. Епископу Гужавии пришлось бежать от преследования шляхтича, угрожавшего ему словами и ружьем:
-- Кого вам надо?
-- Тебя с... с...
Собесский с мечом в руках бросился на него, и зачинщик исчез в толпе.
Крикуны, купленные французскими и австрийскими деньгами, провозглашали имена среди толпы, которая их подхватывала или заглушала: -- "Кондэ, Лотарингский, Нейбург, Московский князь, "Пяст!"
Появлялись памфлеты и карикатуры. На одной был представлен Карл Лотарингский верхом на чахлой лошади, которую тащили под уздцы два иезуита, а толстый монах погонял её сзади.
Но в общем, на стороне последнего кандидата оказалось большинство. Иезуиты старались о его популярности, возвещая, что в его семье значились более 300 святых, и что он сам каждый день служит молебны. Не уважая духовенства, "шляхта" отличалась необычайным благочестием. В сущности борьба велась между Кондэ и герцогом Лотарингским; но после Любомирского избрание французского принца всех пугало; его имя считалось синонимом самодержавия и деспотизма. По необъяснимой странности, весьма часто наблюдаемой во время избирательной борьбы, Кондэ имел против себя всех своих соотечественников, проживавших в Варшаве. "Эти подлецы, -- писал епископ де Безье, -- продают вещи в три раза дороже настоящей цены и боятся, что принц им помешает". Но кроме этого, он не числился официальным кандидатом и среди этого скрытого домогательства вскоре обнаружился. При первой попытке сторонников принца собрать голоса в свою пользу возникла целая буря протестов.
-- Зачем смущать заседание именем кандидата, не имеющим никаких прав? Чей он кандидат? Франции? Нет, так как она представила Нейбурга. Так это обмашцик, изменник собственному королю! Долой его! Смерть ему! Убить, убить!
Свистели пули, блестели шпаги.
Сторонники герцога Лотарингского, обращаясь к примасу, убеждали его исполнять свой долг. Поднялись крики:
-- Excludatur! Excludatur!
– -
Архиепископ Гнездненский обратил взоры на Собесского, но тот не шевельнулся. Он думал о Марысеньке, лежавшей при смерти. Какое ему дело до Кондэ? Он ранее согласился на эту кандидатуру потому, что она этого желала, как на средство приобрести для нее владение, о котором она мечтала. На той высоте, где он находился, мысль подчиняться власти чужеземного монарха была ему неприятна, как и всем остальным его значения и положения. Дух анархии, злой демон страны, владел ими всецело. Вот почему он отказался вести переговоры с Бонзи. А теперь, когда не дошли ни до какого соглашения, Марысенька при смерти. Что ему делать без неё во Франции?
Он поник головой; слезы текли по его лицу. Тогда среди всеобщего молчания, вызванного видами глубокой п безмолвной скорби, епископ Краковский встал. Во избежание кровопролития и ради успокоения умов он считает необходимым исключить имя Кондэ.
"Excludatur pro bono pacis". Исключить, ради мира.
Дело было решено.
На другой день Марысенька родила двух близнецов. Мертворожденных. Ночью епископ Бэзиерский стучался в дом Уяздово, где жили супруги, и Собесский явился с сияющим лицом.
Больная чувствовала себя лучше. Но французские дела находились в наихудшем положении. В виду этого к какой партии примкнуть? Не лучше ли в крайнем случае поддержать Нейбурга, чтобы помешать избранию Лотарингского? Собесский возмущался: "Если в ступке истолочь Лотарингского и Нейбурга, все же не выйдет короля". Что же делать?
Быть может, супруг Марысеньки говорил это с задней мыслью? Памфлет под названием "Trutina variorum Poloniae candidatorum" [Исследования о различных польских кандидатах] привлекал в это время всеобщее внимание. Автор его Андрей Ольховский, епископ Кульмский, пришел к заключению о необходимости избрать "Пяста". Мысль встретила одобрение, распространяясь главным образом в рядах мелкой шляхты. Но имя "Пяста", на которого было указано, вызывало усмешку. Это был Михаил Вишневецкий, молодой человек знатного рода, с большими связями, но без прошлого и без состояния. Его отец, Иероним Вишневецкий, пользовался известностью и после смерти, благодаря дикой энергии, с которой он усмирил восстание казаков на Украине. Он на это пожертвовал всем своим имуществом. Его вдова жила в монастыре; сын проживал неизвестно где и на какие средства. Его никто не знал.
-- И его хотят избрать в короли?
– - повторяли Собесский, пожимая плечами.
– - Подумайте! Для этой страны нужен иной представитель. Допустим, пусть будет "Пяст", но человек зрелый, воинственный.
Бонзи, ничего от него не добившись, вернулся в Белолеку, где, к счастью, он был уверен найти других собеседников. К нему нередко являлась г-жа Пац в сопровождении своего брата графа де Майи. Семья её предлагала свои услуги. Они считали дело не совсем проигранным, даже для Кондэ. Никакое запрещение не может устоять против воли народной; последняя, в случае нужды, может быть выражена "конфедерацией" -- последним доводом всякого неудачного заговора. Но конфедeрацию собрать было трудно без содействия войска, т. е. без Собесского.
Представился посредник. Это был Морштын. Его жена была в числе постоянных посетительниц Белолеки. Молодая, красивая, вкрадчивая, она могла быть полезна, особенно во время болезни Марысеньки. Она с мужем придумала устроить обед, на который в доме Собесского соберутся представители двух соперничающих домов. Пацы обещали пригласить генерала Вишневецкого, родственника молодого человека, представленного в кандидаты. Но генерал не явился по нездоровью "мешавшему ему пить". На этих переговорах много пили. Однажды аббат Куртуа, зайдя ночью с спешным известием к канцлеру Пацу, застал его мертвецки пьяным. Он поспешит в Уяздово и нашел маршала в таком же состоянии.