Марысенька (Мария де Лагранж д'Аркиен)
Шрифт:
И таким образом, представляя несвоевременные требования, или не заботясь о исполнении предъявляемых ей, Марысенька или великий король поссорили Франции и Польшу.
В сентябре владение было приобретено -- графство де Риэ в Бретани, ценностью в 514 000 ливров, и капитал на его покупку помещен у парижского нотариуса Ожи. Кому предназначалось это владение -- оставалось неизвестным. Но в это время Бэро добился аудиенции в Версале для одного монаха-кармелита, прибывшего из Польши, которому, по его словам, было поручено открыть эту тайну. К всеобщему изумленно, король узнал, что он возвел в звание герцога одного из своих подданных самого темного происхождения, г. Бризасье, главного секретаря Марии-Терезии с годовым окладом в 900 ливров.
Откуда взялся этот человек? Его
Один аббат Бризасье в 1663 г. был настоятелем монастыря в Швейцарии. Он пользовался некоторым доверием, получая непосредственно приказания от его высочества. К этому я не могу ничего прибавить.
Бывший монах-кармелит явился под именем Дю-Монтэ и представился королю с письмом от польского короля, ручавшегося за него. Собесский признавал в Бризасье потомка древнего польского рода, состоящего с ним в родстве, что его побудило вручить одновременно г-же Бризасье грамоту на звание "первой статс-дамы при польском дворе", "с золотым ключом". Что приходилось думать об этом? Людовик XIV, не выражая своего мнения, отпустил вестника, решив весьма разумно и основательно, что прежде всего необходимо потребовать объяснения Польши по этому делу. Результат оказался еще поразительнее.
Дю-Монтэ явился из Польши, где он давно был известен под именем "Отца Иосифа" -- по гражданскому положению расстрига и достойный образчик своего рода.
Он недавно явился во Францию, до своего последнего путешествия в Львов в 1675 г. Там он застал королеву в обществе епископа Марсельского, тогда как король находился в это время с войском на Днестре. Представив посланнику письмо от герцогини Ангулемской и передав другое от г-жи Робэн (её парижской знакомой) для Марысеньки, он просил у неё аудиенции. Получив отказ, он не настаивал, оставил в городе свой багаж под надзором своих двух попутчиков и отправился в лагерь к Собесскому. Последний прежде всего посоветовал монаху вернуться в свой монастырь, но курьер, следовавший за ним из Львова, доставил вести, заставившие короля обратить на него внимание. Королева советовала королю остерегаться этого человека и не давать ему аудиенции. Что бы это значило? Какое открытие в этом деле так смущало Марысеньку?
Вот что произошло во Львове. По отъезде Дю-Монтэ, епископ Марсельский получил о нем разные неблагоприятные сведения. Все, что говорил этот человек, казалось подозрительным. Он уверял, что призван в Польшу в качестве наставника королевского принца, имея кроме того другую важную миссию. Не является ли он конкурентом по дипломатии?
Епископу было довольно хлопот с маркизом де Бетюн. Быть может, он просто дерзкий обманщик? Епископ поспешил предупредить королеву. Можно себе представить радость Марысеньки при известии о столь заманчивой интриге? Её первая мысль была о том, как бы она не досталась "Селадону". Вторую мысль легко себе представить. На основании регламента таможни, наскоро придуманного, заперли на ключ багаж путешественника вместе с двумя спутниками. Эти люди не могли или не хотели ничего сказать. Но обыск сундуков дал поразительные результаты.
Марысенька, не отказываясь собственноручно рыться в вещах, вытащила прежде всего портрет королевы Марии Терезии, величиной в ладонь, в красивой рамке с драгоценными камнями; затем чернильницу, усыпанную алмазами, красивые печати и несколько других драгоценностей -- все, по-видимому, испанской работы. Лицо посланника, присутствовавшего при обыске, внезапно омрачилось. Дело было важнее, чем он. Марысенька торжествовала. Нельзя было допускать "Селадона" до этого дела. При возвращении короля видно будет, как воспользоваться этим открытием. Она велела починить сундук, отпустила на свободу
Придуманное ею средство произвело обратное действие. "Селадон" был заинтересован. Чтоб удовлетворить свое любопытство и желание "Астреи", он поручил одному из своих близких исповедовать монаха. На этот раз последний предъявил третье письмо, долженствующее открыть ему все двери и доставить ему всеобщее доверие. Это письмо было за подписью: "Мария Терезия, королева французская".
Обращаясь к королю польскому, она просила его оказать благосклонное внимание человеку ей преданному, по имени Бризасье, который лично передаст ему все подробности дела, заслуживая полного доверия.
Как раз под рукою имелось другое письмо её величества, полученное официальным путем. Сличили подписи, не оставалось никакого сомнения в подлинности послания. Король решил немедленно принять подателя письма. Но он предъявил свои условия: чтоб не было свидетелей, и получил обещание, что все сказанное им останется тайной и не будет сообщено главным образом двум французским посланникам.
Условия были приняты и, оставшись с глазу на глаз с монахом, король Иоанн был так же удивлен, как и Людовик XIV. Он узнал, что Бризасье, которому жена величайшего монарха в Европе, оказывала участие, был поляк, как и он, потомок знатного рода, находящийся в родстве с домом Бельц и Ланскорона и с его собственным родом. Один из его предков последовал за Генрихом Валуа во Францию, где с того времени его семья жила в неизвестности. Он просил короля оказать ему содeйствие для утверждения за ним звания герцога, что дозволит настоящему представителю захудалого рода восстановить свои права, приняв имя Бризациерский, ныне искаженное. Королева французская оказала "ему милость, дозволив ему считаться пятым советником. государства".
Трудно себе представить, что произошло в уме Собесского, когда он выслушал этот рассказ и увидал родословную, на которой дю-Монтэ основывал свои требования.
Насчет достоверности и того и другой не могло быть сомнения, хотя всякий польский шляхтич того времени, помнивший и хранивший в качестве республиканского гражданина в своей памяти весь дворянский гербовник, мог удостоверить королю, что никогда не встречал имя "Бризасьерский". Мы не знаем, что подумал король. Как он поступил при этом, оставляет многого желать. Мы видели какое решение принял Людовик XIV в виду этой загадки, но Собесский не был Людовиком XIV. При всей своей гениальности Собесскому еще приходилось учиться ремеслу монарха. В виду достоверности подписи Марии-Терезии, всё, что она требовала, ему показалось заслуживающим внимания, хотя весьма странным и нелепым во всех отношениях. Он приблизил к себе монаха, оказывая ему уважение, и, наконец, отправил его во Францию с целью удовлетворить его просьбу на получение грамоты без имени (brevet en blanc) в силу которой он приобретал звание герцога "Бризaсьeрcкого". Никому об этом не сообщая? Да, так как он дал обещание хранить тайну. Не требуя никаких объяснений или удостоверений от Марии-Терезии? Это остается неизвестным. Между двумя появлениями дю-Монтэ в стане короля при Днестре и во Фландрии в стане французской армии прошло пять месяцев, от ноября 1675 г. до апреля 1676 г. Что произошло в это время? Неизвестно. Весьма вероятно, что Собесский, затянув это дело так долго до окончательного решения, написал в Париж. Но к кому он обращался и что ему ответили?
Желая объяснить дело, Койэ и Сальванди не нашли ничего лучше, как передать известный рассказ о встрече между Собесским и матерью Бризасьер, о которой Дю-Монтэ упоминал, говоря о "пятом государственном советнике" , в доказательство его необычайного влияния в Париже. Рассказ неправдоподобен, и он ничем не подтверждается в дипломатической переписке по этому поводу. Оказывается наоборот, что король польский неоднократно и решительно заявлял, что он никогда не слышал ни о каком "Бризасьере" до появления Дю-Монтэ и руководствовался в этом деле единственно желанием быть приятным французской королеве; что касается добродетели г-жи Бризасьер, то о ней не было и речи.