MASH
Шрифт:
— Блин, — спрашивал его менее изощренный товарищ по камбузу, — как тебе это удалось?
— А чё, — делился опытом Мама-Дорогая, — проще простого! Этот лох еще бы и Бруклинский мост купил, но утверждал что неоднократно слышал от родственников, что его дедушка уже давным-давно его купил.
— Мама, — сказал ему теперь Ястреб, — Хочешь получить Медаль Лауреата Кавалеров д’Эскуффие Франции?
— Ага, — ответил Мама. — А что это?
— Это золотая медаль, — пояснил Ястреб.
— Классно.
— В Париже каждый год вручают, — продолжал Ястреб, — мужчине, избранному Лучшим Поваром Года.
— А я как в списки кандидатов попаду? — спросил
— Путем приготовления сегодняшним вечером особенно роскошного…
— О нет, — заявил Мама — Я на заказ не работаю. Это не по уставу. По уставу я должен готовить три раза в день…
— Мама-Дорогая, тебе нравится капитан Валдовски? — спросил Ястреб.
— Конечно. Я его за кое что вообще очень сильно уважаю.
После этой реплики и благословляющего кивка Дюка Ястреб обрушил на Маму душещипательную информацию об умственном и эмоциональном состоянии Доброго Поляка, и, заламывая руки, воззвал о помощи. Когда он завершил, Мама-Дорогая был готов участвовать в спасении Гордости Хамтрамака.
Тем вечером Игра в Клинике приостановилась, а покерное и бильярдное оборудование, включая зубоврачебное кресло, были вынесены. Из столовой притащили два длинных стола, зажгли свечи, и обитатели Болота начали хозяйничать за импровизированным баром. Гости — доктора, пилоты вертолетов, простые служаки уже начали теплеть, но Добрый Валдовски грустно сидел в углу и почти не реагировал на прощальные пожелания от друзей и почитателей.
Ровно в полночь подали Последний Ужин, роскошь которого удивила 4077-й в первый и последний раз. Отчасти это была заслуга вдохновленного Мамы-Дорогой, а также удачной засады против Канадского грузовика снабжения, осуществленной несколькими часами ранее. Как результат, копченый лосось Гаспэ сменился гороховым супом, затем жареным мясом, нарезанным ломтиками индивидуально заказанной толщины, с тремя овощами, зеленым салатом, десертом «Печёная Аляска», чаем-кофе, Драмбуи и сигарами «Антонио и Клеопатра».
Добрый Поляк пил мало и без удовольствия, но Дюк следил чтоб его коктейли имели высокий градус. Добрый кушал без аппетита, и по завершении ужина, когда гости по очереди вставали и произносили в его адрес короткую речь, почти уже не замечал ни тостов, ни добрых пожеланий.
Когда речи кончились, внесли гроб. Он был выстелен одеялами и снабжен тремя новыми колодами карт, коробкой покерных фишек, бутылкой Скотча, несколькими мелкими зубоврачебными инструментами, и тремя фотокарточками невест Валдовски. Добрый вдруг проявил интерес к происходящему.
— Что это? — спросил он.
— Эт-та… вот, гроб тебе, значит. — проинформировал Дюк.
— Но я же еще не умер.
— Ну да. Но ты все-таки не такой уж легкий, — объяснил Ястреб, — Мы тебя таскать замучимся, после того как ты черную капсулу съешь. Мы решили, ты в гроб заберешься, и там ее проглотишь. Сам подумай — так намного удобней ведь.
Добрый покосился с недоверием.
— Эй, Добрый, — крикнул кто-то, — Как думаешь, тебя куда возьмут: наверх или вниз?
— Я попросил Отца Мулкахи договориться с кем надо, — ответил тот, оглянувшись на Даго Красного.
— Красный, у тебя там все по-прежнему схвачено? — спросил Ловец Джон. — Не напутают там ничего? А то Добрый передумает.
— Я не передумаю, — огрызнулся Добрый Поляк.
Отец Мулкахи совершил искусный обряд последнего причастия. Он старался вовсю, и по завершению тщательного колдовства толпа одобрительно зашумела.
— Красиво работает, — заметил Дюк.
Когда Добрый
— Подождите!!!
— В чем дело? — спросил Ястреб.
— Я только что узнал! — вопил Радар — Колдовство не поможет, и Добрый свалится обратно!
Тихий ропот недовольства раздался над головами. Все повернулись к Отцу Мулкахи.
— В чем дело, Красный? — спросил Ловец, — Теряешь квалификацию?
— Отставить инкриминацию, — распорядился Ястреб, — Продолжаем!
Он вдруг извлек парашют, а один из пилотов помог надеть его на Валдовски. Доброго к этому времени уже развезло.
— Я не хочу прыгать с парашютом, — обижался он, — это вредно, я могу погибнуть.
— Это уж точно, — успокаивал его Ястреб, — Давай, залезай уже. Время на взлет.
Укомплектованный парашютом, Добрый влез в гроб. Он кинул в рот черную капсулу и запил порцией виски. Через пять минут он был в Стране Сновидений.
Ловец Джон подошел, неся в руках голубой бант. Прочно, но просторно завязал его вокруг Гордости Хамтрамака, после чего возобновилась игра в покер. Периодически один из обитателей Болота подходил проверить пульс, дыхание и давление Валдовски.
Один раз, когда Добрый показался уж слишком глубоко уснувшим, ему вкололи маленькую дозу стимулирующего. На рассвете он начал подавать признаки скорого пробуждения. Его вынули из гроба и перетащили к ожидающему на площадке за предоперационной вертолету Пятого Воздушно-Спасательного Эскадрона. Достигнув высоты около пятидесяти футов над поляной, Доброму вкололи лошадиную дозу бензедрина и свесили на веревке с вертолета. Парашют открыли. Внизу собрались спасатели с натянутым одеялом. Пилот обрезал веревку, и Добрый, под радостные хлопки встречающих, грохнулся со своим парашютом с восьми футов прямо в одеяло.
Пока его распутывали из парашюта, Валдовски тер глаза и удивленно озирался.
— Что тут происходит, пацаны?
— Сами удивляемся, — ответил Ястреб. — Айда на Болото.
— Ты сухо выглядишь, — заметил Ловец, протягивая ему банку пива.
— Я щас приду, — сказал капитан Валдовски, проглотив содержимое банки в три глотка.
Вернувшись, Добрый сиял от гордости и удовольствия, размахивая голубуй лентой [4].
— Ребят, я не знаю, где меня черти носили, но где бы то ни было, я там первое место занял! Срежемся в покер?
6
Доктора 4077-го отводили много времени обсуждению троицы из Болота. При упоминании имени Дюка, основная масса соглашалась, что, пожалуй, из всех троих он был самым приятным в общении. Неоспоримое хирургическое мастерство ловца Джона принесло ему заслуженное уважение. Зато мнение о Ястребе Пирсе сильно разделялось.
Человеком, который более всех ненавидел Пирса, был капитан Фрэнк Бёрнс. На это у него были веские причины. Ястреб Пирс его доводил. Капитан Бёрнс был начальником одной их смен, а Ястреб — начальником другой. Иногда график работы нарушался. Время одной смены наползало на другую, и личный контакт был неизбежен. Чем чаще они встречались, тем больше ненавидели друг друга.