Маша без медведя
Шрифт:
Анечка пожимала плечами и пела всё, что угодно с листа. Маруся примерно так же обходилась с фортепиано, а я… Не могла же я сказать, что без магического усилителя голос мой неплохой, но вполне обычный. А что касается музицирования, к сожалению, я не играю ни на чём.
Да, мой папаша-медведь сделал ставку на художество в изящных искусствах, поскольку музыка в качестве приложения к магии на Гернии не рассматривалась вообще. Я ещё раз задалась вопросом — почему? Нет, не могу найти чёткого, логичного, всё объясняющего ответа кроме как — мир другой. Немного
Однако Лидия Сергеевна таки затеяла объять необъятное и ухитрилась расписать нам пение и дуэтом, и индивидуальное, и с Марусей в качестве аккомпаниатора (а потому и индивидуальные занятия именно по инструменту для неё тоже). А поскольку Маруся ненароком обмолвилась, что в летнем музыкальном лагере иногда выступала в качестве помощницы преподавателя для младших групп, мне внезапно (конечно же, для Марусиной педагогической практики) было предложено также поучиться музицировать. Я (как я сама говорила, находясь в состоянии затуманенного сознания, а, скорее, желая хоть чуть-чуть разобраться во взаимосвязи музыки и магии) согласилась. И теперь наше расписание стало куда более лоскутным и куда менее беспечным, чем я изначально предполагала.
Как сказала Маруся:
— Жизнь всегда стремится тебя удивить. Как только ты думаешь, что всё стало просто и понятно — она как раз и начнёт над тобой смеяться.
После этого пробного урока музыки меня переполняли настолько смешанные чувства, что лучшим выходом я сочла рисование. Я достала из своих запасов самый маленький, с ладошку, блокнотик с плотными отрывными листами и начала рисовать маленькие открыточки. Это успокаивало. Даже, я бы сказала — это гармонизировало, приглаживало шероховатости, настраивало на рабочий лад, приводило энергии вокруг меня в порядок.
А ещё у меня теперь было четыре меленьких лечебных открыточки, про запас. Красота!
УСТАКАНИВАЕТСЯ
Потихоньку мой новый график входил в размеренную колею.
Каждый будний день, с утра поскакав на зарядке и сходив на завтрак, гимназия, а вместе с ней и я, приступала к урокам.
Изрядная часть предметов была решительно исключена мной из поля интересов. Латынь, иностранные языки, математика, физика, биология, эта странная домашняя химия… Они либо казались мне примитивными, либо бесперспективными в данный момент времени. Таким образом, у меня ежедневно образовывалось три-четыре, а то и пять часов, которые я могла занять конспектированием магической боёвки. Третья толстая тетрадь к концу подходит, между прочим.
От гимнастики меня освободила медичка, и её я тоже просиживала в классе за записями.
Однако, часть уроков вполне соответствовали моим целям.
Рукоделие и рисование — для создания артефактов-накопителей.
Закон Божий — в свете преломления магических энергий. И кроме того, всякое описываемое событие продолжало оставаться для меня оглушающим.
Астрономия меня интересовала, в силу абсолютной отличности от гертнийской.
С любопытством я слушала историчку,
География (особенно с комментариями Маруси о том, какая сфера промышленности или сельского хозяйства в зону интересов каких родов входит, и как развиваются их конкурентные потолкушки) привлекала внимание уже с современной точки зрения.
Занятной, между прочим, выглядела и литература. Объяснения пожилой Розы Карловны я слушала очень въедливо, и к своему глубокому удовлетворению начала ловить кой-какие намёки на клановые взаимоотношения.
Ничего-ничего, мы эту шифрографию размотаем, дайте только срок.
Русским (если начинать с азов, всё представлялось уже не столь ужасным) со мной занималась Дуся. Она же, обнаружив, что ссылки на авторов и произведения в упражнениях мне не говорят ни о чём, предложила мне понемногу перечитать программу за предыдущие годы по литературе. Я прикинула, и согласилась, что идея стоящая. Иначе, как говорил Баграр, ты не попадаешь в культурный пласт. Логично же — не понимаешь отсылок, намёков, каких-то специфических шуток. К тому же, у нас с Марусей освободилось два часа, в которые остальной класс занимался музыкой.
Недолго думая, мы стали на это время уходить в библиотеку. Маруся, воспрянувшая духом и решившая так или иначе, пусть даже после гимназии, поступить в университет на правоведение, усердно штудировала свои ужасные юридические многотомники, я методично перечитывала всякое подряд из полного списка литературы за прошедшие восемь лет. Анечка, от нечего делать ходившая с нами, листала журналы по разведению цветов, упирая на розы. Гудела с усмешкой:
— А что? Уеду к себе в деревню, розарий разведу. Глядишь, ко мне в гости тоже императрица заезживать будет.
По расписанию госпожи Тропининой занимались музыкой. Я, помимо пения романса про акации, упражнялась в простых гаммах, рассчитывая на следующей неделе перейти хотя бы к самой примитивной пьеске.
И конечно, конечно же, с неугасающим энтузиазмом целая толпа учила меня танцевать!
ПРО ТАНЦЫ. ПОДРОБНОСТИ И РАЗМЫШЛЕНИЯ
Я, честно говоря, даже ощутила некоторое дежа вю. Девчонки смотрели на меня жалостливо. Я снова была как будто бы инвалид. Я прямо читала их мысли.
Как это — не уметь танцевать? Всех учат с малого возраста, даже в самых завалящих домах. Даже такие серьёзные девушки как Маруся и староста Шура — и, к моему глубочайшему изумлению, Анечка! — считали, что танцевать решительно необходимо. Это прямо неприлично — не уметь танцевать. Или ты какой-то в конец убогий.
И все, все девочки в замиранием сердец и внутренним придыханием обсуждали предстоящие танцы. Нет — предстоящий бал!
<