Маша без медведя
Шрифт:
Мне нужно было, чтобы она пела. Навстречу ей раскрывались сердца, и я надеялась добавить свои пять капель воздействия, упав Анечке на хвост.
Музыка зазвучала мягко, вкрадчиво, и слова полились бархатно, обволакивающе. Очень удобно было, что вторая часть куплета всегда звучала дважды. Я встроилась в мелодию, прибавив к словам магическое воздействие: всё получается зд о рово, великолепно, больше уверенности, дружнее!
Дверь аудитории скрипнула, но никто не обратил на неё внимания.
—
И всё пошло куда веселее.
А кто приходил, мы узнали, когда к четырём на прогон прибежала Агриппина.
— Барышни, мне тут сказали, вы подготовили дополнительный номер? Екатерина Викторовна осталась под впечатлением.
Мы исполнили романс ещё раз, и, конечно, были утверждены. Театральная постановка после него прошла блестяще, и Агриппина хвалила класс, сияя глазами.
И это было приятно.
А я, между прочим, пока они свои басни репетировали, целый воротничок успела связать — а чего, он же небольшой да узенький. И сразу подарила. Марусе, конечно! Для бодрости духа и лучшего самочувствия. У меня и так риталид, куда уж больше.
ВЕЧЕР СУББОТЫ
Ожерелье, кстати, сегодня пригодилось мне чрезвычайно.
После вечернего чая все пошли готовиться к исповеди. Почему-то все разошлись по своим кабинкам и задёрнули шторки. В спальне стояла тишина, словно уснули все. Я последовала тому же примеру, но занялась другим: сняла и тщательно осмотрела оправу, кое-что подкорректировала, отдельное внимание уделила серёжкам (а то они, как не часть предмета, а временно прицепленные, немного отстают) — но, в общем, осталась довольна.
Потом достала толстую пряжу, толстые спицы и начала вязать шарфик. Почему-то мне казалось, что это неплохой вариант. На худой конец, хотя бы на эту рукодельную ярмарку сдать. А места шерстяные клубки много занимают — вот и использовать их поскорее.
После ужина все снова пошли в большой храм, на субботнюю службу. В этот раз я постаралась успокоиться и осознать окружающее более отчётливо.
Самый мощный источник энергии располагался в восточной части здания, за высоченной, такой, что голову приходилось запрокидывать, стеной из икон.
Перед этой стеной, ближе к нам, во всю ширину храма шло небольшое возвышение. Несколько воспитанниц взошли на него и встали за тонкую стенку, зашуршали листами. Судя по тому, что туда удалилась и Анечка, и музыкантша госпожа Тропинина, они собирались петь. И верно! Священник тоже пел (пусть не так здорово, зато торжественно) и иногда читал речитативом. В общем, было красиво и очень энергетично. Я снова как будто парила в облаках и снова плакала. Ничего не могу с этим поделать. Да и надо ли?
Потом осталось только четвёртое отделение, а все остальные разошлись по спальням.
В отделении многие
Мы с Марусей образовали свою «двухкомнатку», я снова достала начатый шарф и спросила:
— А чего все как будто ждут?
— Так исповеди, — слегка удивилась Маруся. — Сейчас батюшка старших отпустит, в малый храм поднимется и начнёт по классам вызывать. С малышнёй он после чая беседует, четвёртых мало, так что где-то через полчаса.
Ага. Понятно, что ничего не понятно. Ну, во всяком случае, я выясню, что такое исповедь.
Примерно через полчаса, как и предполагала Маруся, Екатерина громко объявила:
— Пятнадцатый класс, выходим в малый храм!
Через некоторое время таким же образом был вызван класс шестнадцатый, а ещё через промежуток — мы.
— Ну, что, девки, — громогласно объявила Анечка, подходя к дверям, — простите меня, если кого обидела!
Екатерина слегка поджала губы, но наши одноклассницы, к моему удивлению, начали говорить в пространство:
— И меня!.. И меня… — и мне почему-то показалось, что так будет правильно, и я тоже сказала:
— И меня!
И вообще, может, Екатерина морщилась от того, что Аня воспитанниц девками назвала?
НИКОГДА?
Мы прошли до малого храма и сели на лавочке в коридоре. Как только дверь в храм приоткрылась, и оттуда вышла последняя шестнашка, внутрь сразу же вошла одна из наших. И так они через короткий промежуток времени сменялись, пока передо мной не осталась одна Маруся.
— Тебя подождать потом? — спросила она.
— Да что ты будешь в коридоре торчать? Я уж не потеряюсь.
— Ну, ладно.
Когда настала моя очередь, я вошла в малый храм. Батюшка, в отличие от прошлого раза, не сидел за столом, а стоял около тумбочки со скошенным верхом. Рукой он показал мне, что можно подойти. На тумбочке лежал большой крест и книжка, в которой я угадала Евангелие.
— В чём каешься, дочь моя?
Долгих несколько секунд я пыталась собрать в кучу мысли, а потом спросила:
— А что говорить?
Произошла некоторая заминка, после чего священник объяснил мне, что прежде всего мне следовало оценить свои поступки с точки зрения заповедей, основные из которых перечислены в книжке для детей. А всё прочее является лишь толкованием и разъяснением этих перечисленных. Батюшка снял с полочки копию той книжки, которую мне выдали для самостоятельных занятий — «Закон Божий» для первого отделения. Тут мне сразу стало стыдно. Если бы я успела прочитать хотя бы на пару глав больше… Да если бы я хотя бы внимательно просмотрела оглавление! Я тогда вполне самостоятельно разобралась бы и в заповедях, и в грехах, тем более что после «Заповедей» шла глава «Покаяние».