Машина и Винтики
Шрифт:
Слова, которые нужны, но с измененным смыслом, трансформируются с помощью прилагательного (реальный гуманизм), с помощью комментария. В рассказе Ильфа и Петрова В золотом переплете изображен этот метод подмены. Московское радио решило передать оперетту Оффенбаха Прекрасная Елена. Перед началом передачи был передан список действующих лиц: "1. Елена – женщина, под прекрасной внешностью которой скрывается полная душевная опустошенность, 2. Менелай – под внешностью царя искусно скрывающий дряблые инстинкты мелкого собственника и крупного феодала, 3. Парис – под внешностью красавца скрывающий свою шкурную сущность, 4. Агамемнон – под внешностью героя скрывающий свою трусость, 5. Три богини – глупый миф, и т. д." Комментарий заканчивался словами: "Музыка оперетты написана Оффенбахом, который под никому не нужной внешней мелодичностью пытается скрыть полную душевную опустошенность и хищные инстинкты крупного собственника и мелкого
Примером обработки русского языка, трансформации его в советский, может быть использование суффиксов, прежде всего суффикса "изм". В Толковом словаре Даля имеется всего 79 слов на "изм". В четырехтомном словаре Ушакова (1935-40 гг.) имелось 415 слов на "изм": это был словарь зрелого сталинизма. По определению советского лингвиста, суффикс "изм" употребляется в словах, определяющих "ложные системы, вредные политические тенденции и отрицательные явления в советской действительности".26 Неудивительно, что к слову "либерализм" дается определение: "… 4. Преступная снисходительность, попустительство. Гнилой лиребализм…" Очевидно, неодобрительное отношение автора словаря к "отзовизм", "хвостизм", "меньшевизм", "максимализм" – это слова из политического языка. Но не менее отрицательно отношение к течениям и "вредным наукам": "фрейдизм – идеалистическая буржуазная теория в психологии и психопатологии"; "феминизм – буржуазное политическое движение в капиталистических странах"; "утилитаризм – буржуазное этическое учение, прикрывающее противоречия в классовом обществе"; "урбанизм – упадочная культура господствующих слоев капиталистического города".
Возникает логический вопрос: а большевизм, коммунизм, социализм, ленинизм? Однако этот вопрос логичен только в несоветской системе мышления. Поскольку Слово, как вся знаковая система коммуникации, находится во власти Вождя, Высшей инстанции, слово, знак имеют только то значение, которое им дано официально. Поэтому знак – суффикс "изм" в большинстве случаев вызывает сам по себе, своим присутствием в слове, отрицательное отношение реципиента, а в некоторых случаях этот же суффикс вызывает отношение положительное.
Тотальная власть над Словом дает Хозяину слова магическую власть над знаками, над коммуникацией. Советская речь всегда монолог, ибо другой стороны, с которой можно разговаривать, нет. На другой стороне – враг. В советском языке нет нейтральных слов: каждое слово несет идеологическую нагрузку.
Подготовленность к принятию знака (текста) важное условие его проникновения в сознание. Поэтому знак повторяется многократно, пока не становится сигналом, действующим без всякого усилия мысли. Воздействие формул-лозунгов определяется в значительной степени и тем, что они повторяются всегда в абсолютно неизменной форме.
Нет исследований, которые позволили бы определить результаты непрекращающегося воздействия на человека неизменных гипнотизирующих магических формул-лозунгов. Орвелл проявил поразительную проницательность не тогда, когда описал телескрин, который все видит, а тогда, когда подчеркнул, что аппарат нельзя выключить. Андрей Платонов описал в Котловане кошмарную реальность неумолкающего радиоголоса, от которого нельзя уйти, который нельзя выключить.
Стихотворение советского поэта Николая Доризо, которое в литературных категориях следует рассматривать, как образец графомании, в категориях советского языка представляет собой образец гипнотизирующего средства: "Бьют куранты в тишине – сердце партии. Атом плавится в огне – сила партии. Проросло в полях зерно – мудрость партии, Мудрость партии – на все века".27 Именно это имел в виду Геббельс, заявляя: мы говорим, чтобы получить эффект. Н. Доризо пишет самогипнотизирующий текст молитвы идолу. Когда в тексте статьи партийного философа сообщается: " – "На поприще ума нельзя нам отступать", – писал Пушкин. Эти слова необычайно свежо звучат применительно к концепции развитого социализма"28 – смысл операции очевиден: имя Пушкина должно связаться в уме читателя с "концепцией развитого социализма". Пушкин и "развитый социализм" должны стать сигналами-синонимами, одно слово должно автоматически вызывать в памяти другое.
О возможности использования языка как инструмента воздействия на человека рассказывает бывший польский министр апровизации Влодзимеж Лехович, арестованный в Варшаве в 1948 г. и просидевший в тюрьме 8 лет. В числе пыток, которым он подвергался, была пытка "словом", Лехович называет ее "пытка шепотом". Она заключалась "в монотонном повторении днем и ночью выразительным шепотом (как если бы говорили стены) фраз, которые должны были вызвать у меня психическую
Заслуживает внимания тот факт, что опыт над Леховичем (пытка носила характер опыта, опыт был пыткой) производился в то самое время, когда Сталин готовил свой очередной гениальный труд Марксизм и языкознание. Работа Сталина могла служить теоретической базой для исследования практических возможностей создания техники, позволяющей установление прямой связи между словом-сигналом и поведением человека.
Советский язык представляет собой семиологическую систему, главным знаком которой является – слово. Как говорят советские теоретики: "Основным материальным носителем идеальной информации является слово".31 Естественно поэтому, что оно контролируется особенно строго. Под надзором, конечно, находятся и все другие знаки. Именно в связи с этим, политическим преступлением становится попытка внести новый знак – найти новую литературную форму для произведения, совершенно не затрагивающего политических либо социальных проблем, например лирического стихотворения, использовать новую, либо неапробированную форму, в изобразительном искусстве. Поэтому ведется такая борьба с нонконформистской живописью, скульптурой, графикой. Опасность абстрактной формы в том, что она позволяет зрителю свободно интерпретировать содержание. Хорошо видна иерархия знаков в советском кино: основой фильма считается сценарий – написанное слово, подчиненную роль играет образ. Слово легче контролировать и цензуровать, чем образ. Некоторые советские режиссеры пытаются преодолевать Слово Образом. Так поступал Эйзенштейн, в фильмах которого политическая речь носит всегда невыносимо верноподданнический характер, но образ нередко пытается быть независимым. В очередном фильме А. Тарковского Сталкер реплики героев в высшей степени ортодоксальны, но использование цвета сепии для обозначения мира, в котором живут персонажи, и зеленого цвета для зоны, где они ищут освобождения души, позволило режиссеру вести со зрителем разговор за пределами слова.
За особые заслуги художникам может быть разрешено употребление знака, неразрешенного другим. Например, только поэт А. Вознесенский имеет право писать Бог с большой буквы. Этим подчеркивается его особое место поэта в иерархии советского искусства, в советской знаковой системе: он символизирует либеральность власти и свободу, присущую советскому строю. Фильмы Тарковского практически не идут на советском экране (делают 3-4 копии), но демонстрируются за границей, как знак высокого уровня советского искусства и терпимости, присущей советскому строю.
Хрущев был свергнут по ряду очевидных политических причин, но кроме того потому, что он нарушил советскую знаковую систему. В частности, ему не простили ботинка, которым он бил по пюпитру в ООН, выражая свое негодование речью неприятного ему оратора. Бить ботинком на собрании иностранцев – знак некультурности. Советский вождь, по определению, пример культурности.
Музыка, самое абстрактное из искусств, также не уходит внимания хранителей Знака: ЦК партии принял немало специальных постановлений, касающихся языка музыки.
Осип Мандельштам точно определил значение слова в советской системе, сказав, что только в СССР к поэзии относятся серьезно – поэтов убивают за слово.
Официальная советская концепция знаковой системы, ее значения и роли, не изменилась с начала 20-х годов, несмотря на изменения в терминологии. Прежде всего неизменной осталась роль партии. На учебнике для студентов филологии Социолингвистические проблемы языков народов СССР (вопросы языковой политики и языкового строительства) обозначено, что он прошел контроль Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Неизменным остается и отношение к языку, как оружию и борьбе с врагами, как инструменту формирования советского человека. Или, как сказано в научном труде Язык в развитом социалистическом обществе, "основная задача массовой коммуникации в социалистическом обществе – это целенаправленное развитие и совершенствование сознания всех его членов".32 В этой формуле главное слово: целенаправленное. Советский язык – телеологичен. Он обслуживает "всемирно-исторический процесс становления и развития новой коммунистической общественно-экономической формации". Его задача помочь человеку "осмыслить свое оптимальное место как клеточки в общественном организме".33